— Врач просил меня сообщить, что операция прошла удачно.
— Мой отец еще жив? Молодой врач улыбнулся:
— Да. К счастью, он пережил эту сложную операцию.
Множество узлов, стягивающих ей грудь изнутри, вдруг развязались, и она впервые смогла глубоко вздохнуть.
— Он выздоровеет?
Доктор нерешительно поскреб щеку.
— Если он поправится, то определенно будет еще лучше, чем был. Но до этого должно пройти еще много времени.
— Я понимаю. Спасибо за откровенность.
— Хотите поговорить с хирургом?
— Если он считает нужным. Ведь особой необходимости нет?
— Нет. — Он внимательно поглядел ей в лицо. — Эта ночь оказалась для вас слишком долгой. Советую вам немедленно отправиться домой и немного… — Он замолчал, заметив ее упрямый отрицательный жест.
— Нет. Когда папа очнется, я должна быть рядом!
— Это может случиться не так скоро…
— Я должна быть рядом с ним, — твердо повторила она.
Она шла, понуро опустив голову, по стерильно чистому, кондиционированному коридору к залу ожидания, который в эти дни стал ее штаб-квартирой. Она не видела Кэша до тех пор, пока он не остановил ее, поймав за руку. Она поглядела невидящими глазами. Его глаза таили в себе страх, и она подумала, что, видимо, очень неприлично выглядит. Эти два дня она не обращала внимания на зеркала, даже когда заходила в туалет. Ей не хотелось, чтобы он смотрел на нее сейчас.
— Что ты здесь делаешь? — раздраженно спросила она.
Он убрал руку и язвительно скривил рот:
— По-моему, это общественное место. Или акадские ублюдки не имеют права появляться здесь?
— Потрясающе сказано! Это именно то, что мне сейчас просто необходимо, — выслушивать твои подколы.
Она попыталась обойти его, но он преградил дорогу.
— Почему ты мне ничего не сообщила? Вопрос был таким странным, что она даже хмыкнула:
— Да я была как-то занята. Я думала немножечко о другом.
— О'кей, если так. А что ты делаешь сейчас? Или ты полагаешь, мне это безразлично?
— По-моему, ты уже все выяснил.
— Только после того, как позвонил в Бель-Тэр, хотел узнать, почему тебя нет на работе.
— Ну и как?
— Эта сушеная вобла, которая разговаривала со мной, сказала, что у Коттона второй приступ и это, видимо, конец.
— Больше всего я не выношу миссис Грейвс за то, что она всегда все знает лучше всех.
— Я думаю, подобные известия распространяются довольно быстро. Подробности операции я выяснил на заправочной станции, куда мне пришлось завернуть по дороге в больницу.
Дежурная медсестра за столом подняла голову и неодобрительно посмотрела на них поверх старушечьих очков. Кэш тоже уставился на нее:
— Вы что-то хотели, леди?
— Говорите, пожалуйста, потише, сэр. Он ненавидел всякое подчинение. И его взгляд ясно выразил это. Взяв Шейлу за руку выше локтя, он быстро повел ее по коридору через ряд вращающихся дверей, пока не вышел во двор. Там было множество растений в пластмассовых ведерках и каменных скамеек. Он обошел колючую пальму, которая попалась на его пути, и остановился, не обращая внимания на скамьи.
— Как он?
У Шейлы болел каждый нерв, словно вся кожа ее была в открытых ранах. Ее выводила из себя каждая мелочь. Особенно злило ее сейчас то, что она рада видеть Кэша Будро. Если бы он не был таким ослом, она бы безоблачно радовалась его приходу. Его широкая грудь была просто создана, чтобы на ней отдохнула ее измученная голова. Если бы он обнял ее, она оперлась бы на его руки, потому что ей необходима была сейчас любая поддержка. Она приняла бы утешение от кого угодно. Но он не предлагал утешений. Он был слишком полон своим драгоценным, обиженным «я».
— Я спрашиваю, как он там сейчас?
Он сказал, как выстрелил, — она даже вздрогнула.
— Нормально.
— Чушь!
— Нет, ну, конечно, не совсем нормально! — закричала она, замахав рукой от раздражения. — Они разрезали ему грудь, разняли в разные стороны ребра и вставили четыре шунта в сердце, которое слишком слабо, чтобы справиться самостоятельно с потоком крови. И ты еще спрашиваешь, как он сейчас? Вы оба в жизни не сказали друг другу доброго слова. Чего ты хочешь от него теперь?
Он приблизил глаза к самому ее лицу. — Я просто должен знать, пойдет ли ко всем чертям работа, из-за которой я рву себе кишки, когда хозяин окочурится.
Шейла отвернулась. Кэш запустил в свои волосы обе пятерни, зачесывая их на несколько секунд к затылку и снова позволяя им упасть на лицо. И при этом беззвучно ругался по-английски, по-французски и на том смешанном языке, который перенял у матери.
— Посмотри, — наконец сказал он, подводя ее к двери, — видишь, лесорубы пришли справиться о нем. Я опять звонил в Бель-Тэр, но не мог добиться ни одного вразумительного слова. У Хоуэла язык примерз, как у мороженой рыбы. Я же должен что-то сказать рабочим.
Несколько успокоенная его деловым тоном, она с каменным лицом повернулась к нему.
— Скажи, что он чувствует себя так, как предполагалось. Доктор обещает, что завтра Коттону должно стать чуточку лучше. — В ее глазах мелькнуло что-то жалкое. — Если вообще станет.
— Спасибо.
— Можешь приходить, узнавать.
— А тебе еще не прописали постельный режим?
— Я что-то тебя не понимаю…
— Койку тебе здесь еще не выделили? Очень уж дерьмово ты выглядишь.
— Как вы изысканны в комплиментах, мистер Будро!
— Да, я действительно немного польстил тебе. На самом деле все гораздо страшнее. Когда ты в последний раз ела горячее? А спала хоть несколько часов подряд? Когда принимала ванну? Почему ты так терзаешь себя из-за его болезни?
— Я не терзаю.
— Неужто?
— Нет. И я не нуждаюсь в том, чтобы ты говорил мне, как плохо я выгляжу. — Она вздернула голову кверху. — Я распоряжусь, чтобы Кен выдал деньги по ведомости в пятницу. Пока ты рвешь кишки ради компании, тебе будут хорошо платить за твои старания.
Она ушла, оставив его ругаться среди искусственных деревьев.
Доктор Коллинз вышел в зал ожидания на следующий день. Было около двух часов. Она сидела, прислонившись головой к стене. Сев рядом, он взял ее за руку, и она приготовилась к самому худшему.
— Мне бы не хотелось показаться безответственным оптимистом, но у вашего отца заметные признаки улучшения, — начал он.
— Слава Богу! — Она облегченно вздохнула. Доктор сжал ее руку.