– Если бы включить телевизор! – заныл Столешников. – Я бы его сразу нашел и показал!
– Ступайте наверх. Может, хозяйка опять свои дамские истории смотрит. Вдруг он там покажется, – велел Адам. – Ну, брат Альбрехт, на любовника неведомой Эвки как раз третий господин смахивает. Вряд ли она польстилась на старика.
– Вместилища как раз на богатых стариков льстятся.
– Тут больших денег нет, они на хозяина работают, своего дела не имеют.
– Брови густые! – вдруг выкрикнул Столешников.
– Мерси. Это уже полезнее. Господин Столешников, не угодно ли поохотиться на ваших убийц?
– Вы с ума сошли, – отвечал Столешников.
– Брат Альбрехт?
– И точно, что умишком повредился. Ну подумай сам, бестолковое чадо, что мы им можем сделать?
– Мы можем поставлять сведения господину Воронину, – сказал Адам, – благо я понял, как обращаться с этим адским настольным устройством. Вы как знаете, а я ночью пойду с котом в разведку. Вы же тоскуйте в подвале хоть до приезда турусов на колесах. Пойду посмотрю, чем там кот занимается.
Кот попал в беду. Дешевые сосиски ему на пользу не пошли, его мутило. Адам схватился за голову. Нужно было срочно доставить кота его законным хозяевам, чтобы он там отлежался и получил медицинскую помощь. Это означало, что ночная вылазка откладывается до лучших времен.
Другого способа добраться до Эвкиной квартиры Адам не знал.
Но так сильна была в нем жажда действия, что выход из положения он отыскал довольно скоро.
В подвале брат Альбрехт опять поил Столешникова пивом и развлекал анекдотами, которым было за пятьсот лет.
– Господа, как вы относитесь к азартным играм? – спросил, просочившись сквозь стену, Адам.
– А во что играть-то? Были у меня отменные кости, хитро сделанные, со свинцовой блямбочкой, так с собой-то я их взять не сумел.
– Карты?
– Ну-у-у! Карты! Знаешь, чадо, сколько они стоили?! В карты только бургомистр с родней играл, да гильдейская верхушка, да отец настоятель. А мы, грешные, – в кости. Детишки – те в камушки… – монах задумался. – Вместилища скверны тоже в какие-то шашечки играли… А что?! Если у вас, чада мои, все пуговицы ободрать, то можно что-то вроде камушков затеять!
– Нет! Нет! Не трожь пуговицы! – Адам отмахнулся от монаха, который страшно обрадовался новому развлечению. – Есть другие способы! Ты когда-либо играл в города?
В прежней жизни Адам попадал иногда в приличное общество, где развлекались изысканными салонными играми. Гимназию он в свое время не окончил, но географию знал неплохо, так что отличался. Игра годилась для употребления тем, что не требовала никаких материальных предметов.
Наскоро объяснив брату Альбрехту и Столешникову принцип, Адам предложил ставки: у Столешникова завалялись мелкие деньги, сам он готов жертвовать пуговицами, а брат Альбрехт пусть для начала выступит судьей и предложит первый город.
– Лютеция, – сказал брат Альбрехт, и понеслось!
– Ялта!
– Астрахань!
– Новгород!
– Двинск!..
Играли два часа – новое развлечение заскучавшим призракам сильно понравилось. В конце концов Адам выиграл у Столешникова всю его мелкую наличность.
– Теперь это моя собственность, все слышали? Моя! Я – владелец! – провозгласил Адам, адресуясь к чердачному потолку. – Значит, я могу, добравшись до нужного дома, оставить там монетку и потом, препроводив бедного кота домой, преспокойно сесть в засаду!
Так и получилось.
Будь Адам в человеческой плоти, пришлось бы ему ради засады устраивать себе наблюдательный пункт на дереве. Но он благоразумно положил незримую людям монетку в квартире Эвки и мог там слоняться без риска свернуть шею. Эвка, молодая женщина чересчур яркой, на Адамов взгляд, внешности, бездельничала – чем полы помыть и оконные занавески постирать, она валялась на диване, смотрела телевизор и, судя по кружевному бельишку под халатом, кого-то ждала.
Гость явился, когда она, утомившись вялотекущей амурной историей на экране, заснула. И это оказался не густобровый красавчик, а именно Кожедубов-Кожемякин.
Адам хотел было сбежать, чтобы не видеть соблазнительной сцены, но он должен был слышать, о чем говорят эти двое, и потому остался в комнате, только сел спиной к дивану. И было ему тяжко – на ум пришли все те красотки и проказницы, которые дарили благосклонность местному пинкертону.
Говорили любовники о всякой ерунде, о сломанном холодильнике, о ценах на копченое мясо и о законной стерве Кожедубова-Кожемякина, которую он не мог бросить, потому что она лежала при смерти. Эвка заметила, что вот этак при смерти мадам уже третий год лежит, а Кожедубов-Кожемякин разразился причитаниями, из которых Адам понял, что лечение супруги обходится безумно дорого, и никто этого не понимает, и весь мир Кожедубову-Кожемякину враждебен. Слушая нытье, Адам даже усомнился, точно ли этот человек участвовал в ночном нападении на особняк. Но, увидев, как Эвка, сразу забывшая про мадам, утешает любовника, понял: это актерское мастерство и ничего более.
Потом Кожедубов-Кожемякин засобирался домой, и это Адама обрадовало: был шанс узнать адрес!
Кожедубов-Кожемякин спустился по лестнице и сел в машину. Адам пролетел сквозь стену, приземлился на крыше автомобиля и сразу положил туда монетку.
Но он не учел ветра…
С монеткой-то ничего не сталось, она словно прилепилась к металлической крыше «Мазды». А вот Адама снесло с машины, когда Кожедубов-Кожемякин вырулил на набережную. Адам и не подозревал, что привидению следует бояться ветра.
Он завис над мостом, а машина, выскользнув из-под него, умчалась в ночь.
Адам медленно опустился на асфальт.
– Зубастые бесы бы тебя съели, – сказал он вслед машине, – и косточки расплевали.
Теперь Адам мог и без кота присутствовать возле «Мазды», но как узнать, куда ее понесло, сыщик и понятия не имел.
На всякий случай он вынул из кармана выигранную монетку и бросил на мост. Теперь никакая когтистая лапа, вцепившись в затылок, не уволокла бы его с этого места.
Адам мог преследовать Кожедубова-Кожемякина, увозившего на крыше «Мазды» его имущество, но скорость призрака невелика, даже когда он передвигается большими прыжками, и несопоставима со скоростью автомобиля, летящего по пустым ночным улицам.
Единственное, что удалось, – запомнить три цифры из четырех на белом номере «Мазды».
– О! Кавалер! – услышал он девичий голосок. – Поди сюда, кавалер!
Адам обернулся и увидел вместилище скверны.
Похоже, тут брат Альбрехт был прав – именно эта особа вполне могла претендовать на звание сосуда греха.
Гонясь за похитителями бриллиантов и попав в портовый город, Адам за несколько дней побывал в разных его концах, в том числе и в квартале веселых домов, без которых ни один порт не обходится. Девица, окликнувшая его, недаром бродила ночью по набережной – тут было самое подходящее место для исполнения ее ремесла. Преогромный вырез на платье, шляпа с бумажными розами, чересчур короткая для такого наряда, да еще подоткнутая юбка, полосатые чулки, красные подвязки которых мелькали во вздернутых складках, когда девица шла к Адаму, – весь этот боевой доспех был ему знаком.