– Ты новенький, кавалер? – спросила девица. – Как тебя звать? Я – Гретхен, миленький.
Она поправила кружавчики на груди, подкрутила длинный желтый локон и поиграла плечиками.
– Я Адам.
– Меня боцман Клаус Дамменхоф спьяну зарезал, думал – я черт, а тебя как?
– Застрелили, – кратко отвечал Адам. Он чувствовал себя нелепо – да и как может себя чувствовать привидение-мужчина, когда его пытается соблазнить привидение-женщина?
– Давно?
– Давно.
– Что же я тебя, кавалер, раньше не встречала? Экий на тебе смешной кафтанчик?
– Я из дома уйти не мог. Недавно научили.
– Кто? Старый дурень Альбрехт?
– Да, брат Альбрехт.
По давнему опыту Адам знал – с этими особами нельзя унижаться до фамильярностей.
– Хорошо как! Новенький! А то скучно ведь девушке все одной да одной… Господин Тагенбург вознесся, нет его… Он ведь все пел, пел, да и спел что-то такое, такое! За песню его и отпустили, то есть туда взяли… А Митенька – он разве кавалер? Он только на кобыле скачет, ничего больше. Проскачет вот прямо тут и с моста в воду – бух! А что ты молчишь?
– Часто Митенька выезжает?
– Всякое полнолуние. Ночи три или четыре вот так в воду бухается. А куда потом – не знаю. И ни слова от него не дождешься. Гусар называется!
Адам посмотрел на небо. Луна с одного края уже была чуть подгрызена, но при желании можно было считать это время полнолунием.
– Старая и ранняя… – пробормотал Адам правило определения фаз луны. – Это уже старая… Послушайте, сударыня, он вчера выезжал?
– Выезжал! А ты не знаешь, кавалер?! Тут такое было, такое было! Полицейские приезжали! Из воды его вытаскивали!
– Гусара?!
– Да нет же, велосипедиста! Хорошенький такой мальчик, куда ехал ночью – не знаю, может, к красавице своей или от красавицы… А ему навстречу – Митенька! А он, чтобы под копыта не попасть – вбок, к перилам, да как-то через перила перелетел… может, сам в воду спрыгнул?.. А там – бык, опора мостовая, у быка – приступочка, он на нее как-то взобрался… Я туда побежала, к нему соскочила, так меня-то он не видит, а Митеньку-то увидел! Вот за что мне такое наказание, что меня никто не видит? А? Митеньку вон видят! И кареты из-за него в воду рушились – это когда тут еще наплавной мост был.
– Действительно… – пробормотал Адам.
В прежней жизни он слышал истории о призраках, которые являются в старинных замках. О призраках-невидимках, правда, не слышал – и вот сам стал призраком-невидимкой. Что касается брата Альбрехта – тот как-то хвастался, что являлся пьяным морякам и пугал их чрезвычайно, однако за все время знакомства с Адамом он таких подвигов не совершал. Вот и Гретхен – невидимка… как же там, наверху, все эти качества распределяются?..
И в чем провинилась бедная кобыла, раз ей определено являться до скончания времен вместе с гусаром?
– Он, может, еще появится, – посмотрев на луну, сказала Гретхен. – Еще рано. А когда луна за монастырскую башню зацепится – вот тогда… Ты, кавалер, ждать будешь?
– Подожду.
– Расскажи что-нибудь! А то я тут все одна да одна, скучно! Живых подслушиваю, только чем дальше – тем меньше понимаю, о чем они… А потом-то совсем плохо будет!
– Это уж точно, – согласился Адам.
И каким-то образом Гретхен сумела его разговорить.
Она, оказалось, тоже знала Дамиана Боэция с его котом; познакомилась, когда он бродил у собора Святого Гервасия и наслаждался архитектурой; она тоже пыталась познакомиться с подходящей кошечкой, но не получилось – именно в этой части города кошки появлялись редко, да и что им делать на широкой набережной и на мосту?
Адам даже пообещал поладить, если получится, с подходящей кошечкой и привести ее к Гретхен, когда луна села на крайний зубец монастырской башни. И раздался хрустальный перезвон призрачных копыт.
– Он, он, – прошептала Гретхен. – Смотри, кавалер…
Гусар вылетел из переулка. Выглядел он так, будто пил без просыпу второй, а то и третий день: черный доломан с красным воротником распахнут, рубаха разодрана до пупа, чакчиры в каких-то подозрительных пятнах, а на кивере, прежде чем был он нахлобучен набекрень, явно отдыхала чья-то весомая задница. В руке была обнаженная сабля, готовая к удару.
Кобыла шла укороченным галопом, со стороны это было страх как красиво, гусар сидел в седле безупречно, гордясь великолепным станом и широкими плечами.
– Ах! – воскликнула Гретхен. – Кабы его только с лошадки сманить! Так нет же…
– Сейчас, – сказал Адам.
Он и в прежнем своем существовании был достаточно смел, чтобы в одиночку преследовать шестерых негодяев. А в бесплотном и очень легком теле призрака – так тем более. Оно же неуязвимое.
Устремившись наперерез всаднику, Адам в несколько длинных прыжков с ним поравнялся и, дернув за повод вправо изо всех бестелесных сил, сбил лошадь с аллюра. Потом, увернувшись от сабли, он проскочил под лошадиной мордой влево и проделал небольшой трюк, которому в прошлой жизни научили его отставные кавалеристы. Результат был эффектен – под восторженный визг Гретхен гусар чуть не вылетел из седла, натянул поводья и поневоле остановил кобылу.
– Разрешите представиться – агент сыскного бюро «Русский Пинкертон» Адам Боннар, – сказал Адам.
– Александринского полка ротмистр Скавронский, – отвечал гусар. – Вы с ума сошли – под копыта лезть?!
– Ни лошади, ни мне ничто не угрожает. Другого способа познакомиться с вами не придумал. Нырять следом в реку не хотел. Холодно там, поди.
– Холодно… – помолчав, согласился гусар и вернул саблю в ножны. – Ф-фу… может, на ветерке хмель меня оставит?
– Во хмелю изволили погибнуть?
– То-то и оно…
– А о причине позвольте осведомиться?
– Да от злости я это, – сказал гусар, – от обычной черной злости, сударь, ничего более. Ну, какая у дураков злость бывает, понятно? Прелестница оказалась подлой тварью, мы ехали на войну, я пил беспробудно, в седле держался чудом, товарищи уж собирались меня палками подпирать… ну, озлился, всех убить захотел… А нечистая сила-то – тут как тут! Я видел рогатую рожу – от нее-то моя Армидушка и шарахнулась, да с моста – кувырк! Вот – который год уж сей кувырк…
– Бедняжечка мой… – прошептала Гретхен. Она как-то непостижимо оказалась совсем рядом и уже гладила лошадь по шее.
– А вы, сударь? – спросил гусар. – Каким манером изволили?
И соскочил с лошади.
– Выстрел в сердце, – и Адам рассказал о погоне за жуликами и о своей смерти в подвале особняка.
– Немногим лучше… Но вам легче, вы хоть не сами себя порешили, – сказал гусар.