«До чего же чертовски хорошо жить!..»
Но тут он вспомнил, что у него осталось всего несколько долларов и несколько дней жизни. Монье вздохнул…
«Уже десять часов!.. Наверное, Клара ждёт меня…»
Он торопливо оделся. Облачившись в белый полотняный костюм, он почувствовал необыкновенную лёгкость во всём теле. У теннисной площадки он нагнал Клару Кирби-Шоу, она, тоже одетая в белое, прогуливалась по аллее в обществе двух молоденьких австриячек. Заметив Жана Монье, девушки поспешили скрыться.
— Я вспугнул их?
— Девочки немного робеют… Они рассказали мне свою историю.
— Это интересно? Надеюсь, вы её расскажете мне… Удалось ли вам хоть немного заснуть ночью?
— Я отлично спала. Сдаётся мне, пугающий меня Берстекер примешивает к нашей еде снотворное.
— Не думаю, — отозвался он. — Я спал как сурок и проснулся наутро с совершенно ясной головой. Спустя мгновение он добавил:
— И совершенно счастливым.
Она улыбнулась ему, но ничего не ответила.
— Пойдёмте по этой тропинке, — предложил он, — и вы расскажете мне историю молоденьких австриячек… Вы станете здесь моей Шехерезадой…
— Но только у нас не будет тысячи и одной ночи…
— Увы!.. Вы сказали… у нас? Она прервала его:
— Эти девчушки — близнецы. Они росли вместе, жили в Вене, затем в Будапеште, других близких подруг у них не было. Когда им исполнилось восемнадцать лет, они познакомились с венгром, который принадлежал к старинному аристократическому роду, прекрасным, как бог, и музыкальным, как цыган. В один и тот же день обе девушки без памяти влюбились в него. Спустя несколько месяцев он просил руки одной из сестёр. Другая в отчаянии пыталась покончить с собой. Тогда избранница графа Никки решила отказать ему, и сёстры составили план умереть вместе… И тут как раз они, подобно мне и вам, получили проспект «Танатоса».
— Какое безумие! — сказал Жан Монье. — Обе молоды и прекрасны… Отчего бы им не уехать в Америку, они могли бы встретить и полюбить других юношей?.. Немного терпения, и всё уладилось бы…
— Сюда как раз и попадают те, кому не хватает терпения, — печально проговорила она. — Впрочем, каждый из нас может рассуждать очень здраво, когда дело касается другого… Кто это сказал: «Все мы имеем достаточно мужества, чтобы переносить несчастия других»?
Обитатели «Танатоса» могли целый день наблюдать, как мужчина и женщина в белом без устали бродили по аллеям парка, мимо скал, вдоль оврага. Они горячо обсуждали что-то… Когда начало смеркаться, они повернули назад к отелю. Заметив, что они шли обнявшись, мексиканец-садовник деликатно отвернулся.
После ужина Жан Монье увлёк Клару Кирби-Шоу в маленькую уединённую гостиную и весь вечер нашёптывал ей что-то, казалось, трогавшее её. Затем, прежде чем подняться в свою комнату, он отправился на поиски господина Берстекера. Он нашёл директора в кабинете просматривающим какую-то чёрную книгу. Господин Берстекер проверял счета. Время от времени он брал красный карандаш и зачёркивал одну строчку.
— Добрый вечер, господин Монье! Могу ли я чем-нибудь быть вам полезен?
— Да, господин Берстекер… По крайней мере, я надеюсь на это… Вас удивит то, что я скажу… Столь неожиданная перемена… Но такова жизнь… Короче, я пришёл сообщить вам, что намерения мои переменились. Я раздумал умирать.
Господин Берстекер в изумлении поднял на него глаза:
— Вы говорите серьёзно, господин Монье?
— Я отлично сознаю, — продолжал француз, — что вы сочтёте меня человеком непоследовательным, нерешительным… Но разве не естественно, что изменение жизненных обстоятельств влечёт за собой перемену наших намерений?.. Неделю назад, когда я получил ваше письмо, я был в отчаянии, чувствовал себя совершенно одиноким… Мне казалось тогда, что нет смысла бороться… А сейчас весь мир для меня преобразился… И в сущности, я обязан этим вам, господин Берстекер.
— Мне, господин Монье?
— Да, вам, потому что чудо это сотворила та самая молодая дама, которую вы предложили мне в соседки по столу… Миссис Кирби-Шоу — очаровательная женщина, господин Берстекер.
— Я и сам говорил вам это, господин Монье.
— Да, она очаровательная и героическая женщина… Я рассказал ей о своём отчаянном положении, и она согласилась разделить мои невзгоды… Вы удивлены?
— Нисколько… Мы здесь привыкли к подобным переменам… Рад за вас, господин Монье. Вы молоды, очень молоды…
— Одним словом, если вы не возражаете, завтра мы с миссис Кирби-Шоу возвратимся в Диминг.
— Значит, миссис Кирби-Шоу, как и вы, отказывается от … ?
— Ну конечно… Впрочем, она сама сейчас подтвердит вам это… Остаётся урегулировать один вопрос весьма щекотливого свойства… Видите ли, триста долларов, которые я вам уплатил, составляют почти весь мой капитал… Считаете ли вы, что они полностью и окончательно перешли в собственность «Танатоса» или же я могу получить часть денег назад, чтобы купить билеты на обратный проезд?
— Мы честные люди, господин Монье… Мы никогда не берём платы за услуги, которых мы не оказывали. Завтра утром кассир подсчитает ваш долг из расчёта двадцать долларов в день за номер, еду и обслуживание. Остаток будет возвращён вам.
— Вы чрезвычайно любезны и великодушны… Ах, господин Берстекер, я бесконечно вам обязан! Я вновь обрёл счастье… Новую жизнь…
— Всегда к вашим услугам, — сказал господин Берстекер.
Он следил, как Жан Монье вышел из кабинета и зашагал по коридору. Затем нажал кнопку звонка.
— Пришлите ко мне Саркони, — приказал он. Спустя несколько минут вошёл портье.
— Вы звали меня, синьор директор?
— Да, Саркони… Сегодня же ночью пустите газ в номер сто тринадцатый… Часов около двух.
— Надо ли, синьор директор, подать сначала усыпляющий газ, перед смертельным?
— Вряд ли это понадобится… Он будет спать отменно… Ну вот и всё на сегодня, Саркони… А на завтра, как и договорились, у вас две девчушки из семнадцатого.
Едва портье вышел, в дверях показалась миссис Кирби-Шоу.
— Заходи, — сказал Берстекер. — Я как раз собирался вызвать тебя. Твой клиент уже был у меня, объявил, что хочет уехать.
— Мне кажется, я заслужила похвалу, — отвечала она. — Разве не чисто сработано?
— Чисто и быстро… Я учту это.
— Значит, сегодня ночью его..?
— Да, сегодня ночью.
— Бедный мальчик! — вздохнула она. — Такой милый, восторженный…
— Все они восторженные, — сказал Берстекер.
— Жестокий ты человек! — продолжала она. — В ту самую минуту, когда они вновь обретают вкус к жизни, ты отправляешь их на тот свет.
— Жестокий?.. Нет… Именно в том и состоит гуманность нашего метода. Бедняга мучился сомнениями религиозного порядка. Я его успокоил…