— Мне кажется, доктор прав, — сказал он. — Хорошо… Так я предложу вам следующий план. С первого взгляда он вам не понравится, но потом вы убедитесь в его преимуществах… Мне представляется весьма полезным, чтобы Эдмон съездил в Африку и посетил там отделения нашего банка. Для правильного подбора служащих необходимо, чтобы он знал наших директоров и их помощников и чтобы о каждом из них имел ясное представление… Отвезите детей на юг. Моя сестра Фанни предоставит вам свою виллу в Теуле, она все равно пустует. Там у вас под рукой будут каннские врачи, превосходные специалисты. Эдмон вас там устроит, потом отправится в Алжир, и я обещаю, что к Рождеству он вернется к вам… Знаю, это ваша первая разлука, — добавил он, заметив, что Дениза хочет что-то сказать, — но она необходима и будет недолгой.
В конце октября Эдмон Ольман со всем семейством отправился в Теуль. [35] Они прибыли туда солнечным утром. Вилла тети Фанни представляла собою провансальский домик со стенами розовато-оранжевого цвета и крышей из круглой черепицы; он был так удачно расположен на вершине небольшого мыса, что с террасы видны были два ярко-синих залива, окаймленных скалистыми бухточками. Большую часть обширного земельного участка занимали сосновый лес и оливковые рощи. Денизе понравился его дикий, безыскусственный вид. Свет опьянял ее. У нее, выросшей в Нормандии, четкость южных скалистых контуров, сухой и чистый воздух вызывали в памяти легендарную Элладу. Осматривая вместе с Эдмоном маленькие пляжи, к которым вели тропинки, усеянные сосновыми иглами, она попробовала поделиться с ним своими впечатлениями. Но он казался безразличным и грустным, как всегда. Не раз уже она замечала, что Ольманы — и отец и сын — не видят природы.
Они вернулись на террасу. Дети уже завладели кучей песка и занялись игрой. Дениза была задумчива и молчала. Украдкой она посматривала на Эдмона. Вид у него был усталый. Она сознавала, что не любит его пылкой, непреодолимой любовью, но они безмятежно прожили уже четыре года, ни разу не ссорились. Почему бы этому покою чувств не сохраниться навсегда? Она уже не представляла себе жизни без Эдмона. Предстоящая разлука пугала ее. Не нарушит ли разлука действия тех чар, которые погрузили ее в сон? Не окажется ли ее хрупкое счастье всего лишь видимостью? Не рассыплется ли оно, если до него дотронуться, и не исчезнет ли как мыльный пузырь, налетевший на препятствие? Но самым странным было то, что, наряду с этой тревогой, в ней росла какая-то надежда, словно предстоящее одиночество должно было ее вернуть ей самой — Денизе, более сильной, более сложной и вместе с тем более целостной. Она снова посмотрела на Эдмона, и взгляды их встретились. Он как бы говорил: «Я знаю, конечно, что ты не можешь любить меня, что ты меня только терпишь; рядом с тобою, полной силы и огня, я скучен и безгласен; но у тебя возвышенная душа, и в данных обстоятельствах она получает возможность раскрыться во всем своем благородстве».
Дениза взглядом подбодрила его, потом откинулась на спинку кресла и потонула в лазурных небесах.
Взгляни, о небо, — вот я, переменный! [36]
Возле кого ей хотелось бы смотреть на небо? Ей вновь представились полированные колышки и новенькие мешки траншей, по которым вел ее Рэдди. Рэдди? Жак? Менико? Или некий незнакомец, еще совершеннее их? Из этих раздумий ее вывел голос Эдмона. Он говорил о чековой книжке, которую оставляет в ее распоряжении, и о докторе для детей. Она приподнялась и увидела, что море все пронизано блестящими стрелами, которые вонзаются в волны, как стальная игла в черный корсаж Эжени.
Как тонких молний труд неуловимый…
— До чего все здесь напоминает «Морское кладбище», Эдмон… Что вы сказали, дорогой?
— Я говорил: что же вы будете делать в этом домике совсем одна?
— Не беспокойтесь. Я взяла с собой книги, ноты… И дети тут.
— Я ведь знаком с владельцами соседней дачи… Вилье — наш клиент, а отец — акционер нескольких его предприятий в Марокко. Не сомневаюсь, что они пожелают с вами познакомиться…
— А мне этого совсем не хочется. Я предпочитаю побыть одной. Кроме того, я слышала отзывы тети Фанни о Соланж Вилье, и все это мне не по душе.
— Да, конечно, — согласился Эдмон. — Однако, если они вас пригласят, побывайте у них хоть раз. Тетя Фанни — пуританка, и весьма возможно, что она сильно преувеличивает.
Он мгновенье помолчал в нерешительности.
— Только будьте осторожны, — добавил он. — Если у Вилье будут мужчины, не принимайте их у себя. Даже самую безупречную женщину легко скомпрометировать, если…
Она прервала его с чуть заметным раздражением:
— Что за мысли, недостойные вас, Эдмон! Право же, вы меня достаточно узнали за эти четыре года… Единственный человек, которого мне приятно видеть, — это вы… Если вам удастся приехать сюда из Орана или Туниса на несколько дней, я буду счастлива.
Он сказал, что постарается приехать, если на это согласится отец. Такой ответ слегка задел Денизу. Ей не нравилось, что Эдмон несамостоятелен, словно ребенок. Она снова задумалась. Где-то далеко, со стороны Канн, ревел гидросамолет. Она уже почувствовала себя одинокой. Ей представился тот особый миг отчуждения, когда пароход еще стоит на месте, но швартовы уже отданы и связь с пристанью уже оборвалась. Она почувствовала в одно и то же время и отчаяние и радость великих разлук. Она взглянула на бездонное небо и услышала где-то в глубине души чудесную, но неизменно прерывающуюся мелодию из «Неоконченной симфонии». Два звука-предвестника, потом неизреченное счастье, спиралями поднимающееся ввысь. К какой цели?
Вечером на перроне вокзала Эдмон обнял ее; он был взволнован, словно уезжал на войну.
— Не забывайте меня, дорогая, кроме вас, у меня нет никого…
— Перестаньте, Эдмон! Вы с ума сошли! У меня ведь тоже никого нет, кроме вас.
Они уже обо всем переговорили и теперь стояли молча, время от времени бросая друг на друга тревожный и грустный взгляд. «Это и есть счастье?» — снова подумала Дениза. Еле уловимый внутренний голос отвечал ей: «Нет».
Когда она теплой ночью возвращалась на виллу, сосны и кипарисы раскачивались под порывами ветра, и в красоте их Денизе почудилось что-то трагическое и погребальное.
Лежа в шезлонге, Дениза читала роман Бертрана Шмита. За персонажами, за фразами она старалась увидеть человека, который когда-то был ее другом. Это давалось нелегко. Дениза узнавала отдельные элементы, имена, относившиеся к Руану, фразы Руайе, но все это оказывалось погруженным в какую-то более эффектную ткань, созданную новыми отношениями. После войны Бертран стал писателем и поселился в Париже. Она несколько раз собиралась пригласить его к себе. Потом думала, что Эдмон будет недоволен и что Бертран забыл о ней. Так она с ним и не встретилась.