Уорпл резко отодвинул стул и вскочил. Он был сама решимость.
— Сколлоп, — сказал он, — мы друзья Муллинера — ты и я. В том, что ты мне рассказал, ясно проглядывает какое-то зловредное влияние, и еще никогда он так не нуждался в нашей дружбе. Не отправиться ли к нему прямо сейчас?
— Именно это я и собирался предложить, — сказал Родни Сколлоп.
Двадцать минут спустя они уже были в студии Ланселота, и Сколлоп красноречивым взглядом обратил внимание своего спутника на облик их гостеприимного хозяина. Ланселот Муллинер был корректно, даже щеголевато облачен в синий шерстяной костюм, складки на брюках отглажены, а его подбородок, как с болью в сердце признал Уорпл, глянцево поблескивал в оранжеватом свете заката.
Сигары во ртах его друзей явно напугали Ланселота.
— Полагаю, вы не против выбросить их? — сказал он умоляюще.
Родни Сколлоп с некоторой надменностью выпрямился во весь рост.
— С каких это пор, — вопросил он, — ты воротишь нос от лучших сигар в Челси, четыре пенса штука?
Ланселот поспешил его разуверить.
— Не я, — вскричал он, — а Уэбстер! Мой кот. Просто я знаю, что он не терпит табачного дыма. Из уважения к его взглядам я был вынужден отказаться от трубки.
Бернард Уорпл недоверчиво хмыкнул.
— Ты пытаешься нас уверить, — съязвил он, — что Ланселот Муллинер позволяет командовать собой какому-то чертову коту?
— Тише! — воскликнул Ланселот, затрепетав. — Знал бы ты, как его возмущают сильные выражения!
— Где этот кот? — осведомился Родни Сколлоп. — Вон то животное? — добавил он, указывая за окно, где крутого вида котище с драными ушами стоял и мяукал уголком рта, как отъявленный хулиган.
— Да что ты! — сказал Ланселот. — Это уличный кот, который время от времени заглядывает сюда перекусить чем-нибудь из мусорного бака. Уэбстер совсем другой. Уэбстер полон врожденного достоинства и отличается величавостью манер. Уэбстер — кот, который гордится тем, что всегда выглядит наикорректнейшим образом. Его высокие принципы и возвышенные идеалы светятся у него в глазах, подобно маякам… — Внезапно Ланселот сломался и тихонько добавил совсем иным тоном: — Будь он проклят! Проклят! Проклят!
Уорпл посмотрел на Сколлопа, Сколлоп посмотрел на Уорпла.
— Послушай, старина, — сказал Сколлоп, ласково опуская ладонь на согбенные плечи Ланселота, — мы же твои друзья. Доверься нам!
— Расскажи нам все, — добавил Уорпл. — В чем, собственно, дело?
Ланселот испустил горький тоскливый смешок:
— Вы хотите узнать, в чем дело? Так слушайте. Я подлапник.
— Подлапник?
— Вы же знаете, что такое подкаблучник. Ну а я — подлапник.
И прерывающимся голосом он рассказал им свою печальную повесть. Изложил свою историю отношений с Уэбстером с момента, когда тот прибыл в студию. Уверившись, что кот не подслушивает, он излил душу без купюр.
— Что-то у зверюги в глазах есть такое… — Голос его дрожал. — Гипнотическое. Он накладывает на меня заклятия. Пялится на меня и осуждает. Мало-помалу, шажок за шажком я под его влиянием превращаюсь из нормального уважающего себя художника в… ну, не знаю, как это определить. Достаточно сказать, что я перестал курить, перестал носить шлепанцы и разгуливать без воротничка, что не смею сесть за свой скудный ужин, предварительно не переодевшись, и… — тут он захлебнулся рыданиями, — я продал свою гавайскую гитару.
— Быть не может! — вскричал Уорпл, бледнея.
— Да, — сказал Ланселот, — я почувствовал, что он ее не одобряет.
Наступило долгое молчание.
— Муллинер, — сказал Сколлоп, — это гораздо серьезнее, чем я полагал. Нам следует пораскинуть мозгами, что тут можно сделать.
— Вероятно, — добавил Уорпл, — какой-то выход найдется.
Ланселот безнадежно покачал головой:
— Выхода нет. Я рассмотрел все варианты. Лишь одно, возможно, могло бы избавить меня от нестерпимого ига — если бы я разок, один-единственный разок изловил этого кота на какой-нибудь слабости. Если бы он разок — всего разок — на единый миг утратил свое суровое достоинство, то, чувствую, чары были бы разрушены. Но на это нет ни малейшего шанса! — страстно вскричал Ланселот. — Вот ты только что указал на уличного кота во дворе. Вон он стоит — тот, кто не жалел никаких усилий, чтобы сломить нечеловеческое самообладание Уэбстера. Я слышал, как этот зверюга говорил ему вещи, каких ни один кот, у кого в жилах течет кровь, а не водица, не потерпел бы и секунды. Но Уэбстер бросает на него взгляд, будто викарный епископ на провинившегося мальчика в церковном хоре, отворачивает голову и погружается в освежающий сон.
Он всхлипнул без слез. Уорпл, неисправимый оптимист, попытался по доброте сердечной утешить его, приуменьшив трагедию.
— Что же, — сказал он, — скверно, конечно, но, полагаю, в том, чтобы бриться, переодеваться к обеду и все такое прочее, никакого вреда нет. Многие великие художники… Уистлер, например…
— Погоди! — вскричал Ланселот. — Вы еще не слышали самого страшного.
Он судорожно вскочил, подошел к мольберту и открыл портрет Бренды Карберри-Пэрбрайт.
— Вот, поглядите, — сказал он, — и скажите, что вы о ней думаете?
Его друзья молча разглядывали повернутое к ним лицо. Мисс Карберри-Пэрбрайт была девицей крайне чопорной и ледяной наружности. Отгадать причину, побудившую ее заказать свой портрет, представлялось невозможным. Никто долго не выдержал бы подобного на стене своего жилища.
Молчание прервал Сколлоп:
— Вы друзья?
— Видеть ее не могу, — яростно ответил Ланселот.
— В таком случае, — продолжал Сколлоп, — могу говорить откровенно. По-моему, она прыщ.
— Чирей, — добавил Уорпл.
— Фурункул и язва, — подвел итоги Сколлоп.
Ланселот хрипло засмеялся:
— Вы описали ее с поразительной точностью. Она воплощает все наиболее противопоказанное моей артистической натуре. Меня от нее тошнит. Я женюсь на ней.
— Что-о?! — вскричал Сколлоп.
— Ты же собираешься жениться на Глэдис Бингли, — добавил Уорпл.
— Уэбстер так не считает, — сказал Ланселот с горечью. — При их первой встрече он исчислил ее, взвесил и нашел очень легкой. А едва он увидел Бренду Карберри-Пэрбрайт, как задрал хвост под прямым углом, приветственно заурчал и потерся головой о ее ногу. Я сразу понял, что у него на уме.
И с той минуты он прилагает все усилия, чтобы устроить этот брак.
— Но, Муллинер, — сказал Уорпл, всегда торопившийся указать на светлую сторону любой ситуации, — с какой стати эта девушка захочет выйти за никчемного, паршивого олуха без гроша в кармане, подобного тебе? Ободрись, Муллинер, надо просто выждать, и ее начнет от тебя воротить.