— Утренний раунд, — сказал Коркер. — Куда сначала?
— Может, на вокзал, узнать о багаже?
— Почему бы и нет? Вокзал! — крикнул он шоферу. — Вокзал, понял? Пуф-пуф.
— Понял, — сказал шофер и с бешеной скоростью помчался сквозь дождь.
Они катили по главной улице Джексонбурга. Посередине пролегала асфальтированная полоса. По обе стороны от полосы тянулись грязные дороги для ослов, людей, скота и верблюдов. В них ломаными линиями вдавались разного рода учреждения: банк из потрескавшегося бетона, греческая продовольственная лавка из дерева и жести, кафе де ля Бурс, библиотека Карнеги, кинематограф и несчетные пепелища — следы пожаров, эпидемия которых охватила город несколько лет назад, когда в нем имела наглость открыться страховая компания.
— Куда тебя несет? — закричал Коркер. — Эй ты, черный болван! Я сказал, вокзал!
Прохвост взглянул на него через плечо и улыбнулся.
— Понял, — сказал он.
Машина съехала с асфальта, развернулась и с риском для трех жизней заскакала по кочкам, лавируя между верблюдами. Шофер крикнул что-то оскорбительное погонщику и вновь вырулил на асфальт.
Армянский винный магазин, индийское ателье мод, французский писчебумажный магазин, итальянская скобяная лавка, швейцарская водопроводная мастерская, индийский галантерейный ларек, статуя первого президента Джексона, статуя второго президента Джексона, американский культурный центр и самое популярное новшество эсмаильской жизни — «Пинг-понг у Попотакиса» — проносились мимо за стеной дождя. На каждом шагу им попадались мулы, груженные солью, патронами и парафином для жителей окрестных деревень.
— Нас похитили, — радостно сказал Коркер, — подумай только, какие будут заголовки!
Но в конце концов они остановились.
— Какой же это вокзал, идиот?!
— A-а, понял.
Они стояли возле шведского консульства, хирургического пункта и магазина по продаже чая и Библий. Навстречу им вышел Эрик Олафсен.
— Доброе утро. Пожалуйста, входите.
— Эта обезьяна должна была отвезти нас на вокзал.
— Да, здесь такой обычай. Когда у них белый человек, которого они не понимают, они всегда везут его ко мне. Тогда я могу объяснить. Но пожалуйста, входите. Мы сейчас начнем петь воскресные псалмы.
— Извини, старина. Придется подождать до следующего воскресенья. У нас работы по горло.
— Говорят, Шомбол имеет новости.
— Правда?
— Нет, неправда. Я его спрашивал… Но вы не можете работать здесь в воскресенье. Все закрыто.
И они в этом убедились. Ткнувшись в десяток запертых дверей, они понуро вернулись в гостиницу. Один местный житель, с которым они завели было беседу, стремглав убежал при слове «полиция». Это было все, что им удалось узнать о реакции местного населения.
— Видно, сегодня ничего не выйдет, — сказал Коркер. — Но по крайней мере ясно, что реакция простая. Я вполне могу написать, что правительство готово сотрудничать с демократическими державами в той мере, в какой это будет способствовать поддержанию мира и справедливости, но что оно уверено в своей способности поддержать порядок без иностранного вмешательства. У Коркера сегодня будет выходной.
Шамбл, продолжавший хранить молчание, тайком послал радиограмму, улучив момент, когда на радиостанции не было никого из коллег.
Дождь продолжат идти, а за днем и вечером последовали другая ночь и другое утро.
Уильям и Коркер отправились в пресс-бюро. Директора, доктора Бенито, не было, но какой-то клерк записал их фамилии в журнал и выдал удостоверения. Это были маленькие оранжевые карточки, первоначально предназначавшиеся для регистрации проституток. Место, оставленное для отпечатка пальцев, занимала теперь фотография, а наверху по-эсмаильски было написано: «Журналист».
— Что за тип этот Бенито? — спросил Коркер.
— Гад, — ответил Свинти.
Потом они поехали в британское консульство, расположенное в пяти милях от города, на территории посольства. Здесь им тоже нужно было отметиться и в придачу заплатить по гинее за штамп в паспорте. Вице-консул был молодым человеком с растрепанными рыжими волосами. Открыв паспорт Уильяма, он несколько секунд молча смотрел на него и затем сказал:
— Господи Иисусе, это ты, Червяк.
— Крыса, — сказал Уильям.
Они учились вместе в школе. Коркер с интересом наблюдал за ними.
— Что ты тут забыл? — спросил вице-консул.
— Я, оказывается, журналист, — ответил Уильям.
— Умора! Поужинаешь со мной?
— Да.
— Сегодня?
— Да.
— Отлично.
Когда они вышли, Коркер сказал:
— Мог бы и меня позвать, между прочим. Мне с ним есть о чем поговорить.
В обед бомба, подложенная Шамблом, взорвалась.
Телеграммы в Джексонбурге доставлялись нерегулярно и прихотливо, поскольку никто из рассыльных не умел читать. Обычно на станции ждали, пока накопится с полдюжины, а затем рассыльный слонялся по многолюдным местам до тех пор, пока не раздавал их все. Во время очередного обхода согбенный старый воин появился в столовой «Либерти» и вручил Коркеру и Уильяму кипу конвертов.
— Молодец, старина, — сказал Коркер. — Я с ними разберусь.
Воин получил на чай, поцеловал благодетелю колено, а Коркер, бегло просмотрев принесенное, сказал:
— Одна тебе, одна мне и по одной всем остальным.
Уильям вскрыл свою телеграмму и прочитал:
ОТСТАЕМ ПРОВЕРИТЬ ПЕРЕОДЕТОГО РУССКОГО ТРЕБУЕМ ПЛЮС СВИСТ.
— Будьте добры, переведите, — попросил он Коркера.
— Плохо дело, старина. Смотри, что в моей:
ЭХО ФОРСИРУЕТ ТАЙНОГО АГЕНТА МОСКВЫ БЫСТРО ИНТЕРВЬЮ БРЕД.
— Давай посмотрим, что у других.
Он вскрыл шесть телеграмм, прежде чем был пойман. Во всех было одно и то же.
Из «Гроша»:
ПРОСИМ ВЫЯСНИТЬ ДОСТОВЕРНОСТЬ ПРЕДПОЛАГАЕМОЙ СОВЕТСКОЙ ДЕЛЕГАЦИИ ТОЧКА ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ ЛЬГОТНОМУ ТАРИФУ.
Самую подробную получил Джейкс:
ЛОНДОНСКОЕ ЭХО СООБЩАЕТ ПРИЕЗДЕ РУССКОГО ПОСЛА ОРГАНИЗАТОРА ВОСКРЕСЕНЬЕ ПОД ВИДОМ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОГО ЧИНОВНИКА ТОЧКА МОСКВА ОТРИЦАЕТ ТОЧКА ОПРОВЕРГНИТЕ ИЛИ ПОДТВЕРДИТЕ ФАКТАМИ.
Для Шамбла:
МИРОВАЯ СЕНСАЦИЯ ПОЗДРАВЛЯЕМ ПРОДОЛЖАЙТЕ ЭХО.
— Понимаешь теперь? — спросил Коркер.
— Кажется, да.
— Это наш дружок с бородой. Я так и знал, что мы из-за него еще хлебнем.