«Восьмидесятники ощущали грусть, беспокойство, их терзали сожаления и странные предчувствия. Трудно представить себе эпоху, более отличную от нашей. Те люди кажутся нам счастливыми. Им совсем неизвестны были те несчастья, от которых страдаем мы. Они жаждали свободы. Они не знали подавляющей нас тирании. Когда мы представляем себе их, живущих в своих обширных поместьях, не испытавших иных войн, кроме Крымской, и то где-то очень далеко, на периферии империи, не знающих других печалей, кроме связанных с неурожаем или протестами работников, в отличие от наших революций, — как мы им завидуем! Однако они были искренне и глубоко несчастны, возможно, более несчастны, чем мы, так как они не знали, что именно заставляет их страдать. В то время, как и сейчас, торжествовало зло, но оно не приняло сегодняшних форм Апокалипсиса. Однако дух насилия, подлости и коррупции господствовал повсюду. Как и сейчас, мир был разделен на слепых палачей и покорных жертв, но все тогда было ничтожным, ограниченным, проникнутым заурядностью. Не хватало только писателя, который рассказал бы об этой заурядности без гнева и отвращения, но с той жалостью, которой она заслуживает» [7] .
Этим писателем, по мысли Немировски, и оказался Чехов.
Но ее непосредственные наблюдения за жизнью французской провинции, за динамикой отношений между оккупационными немецкими войсками и местными жителями отразились прежде всего в незаконченном романе «Французская сюита», над которым она работала вплоть до ареста. Из пяти задуманных частей написаны были две («Июньская буря» и «Dolce»), сохранились наброски третьей («Плен») и предположительные названия двух последних: «Битвы» и «Мир». Уникальность «Французской сюиты» состоит в том, что, хотя писался этот текст по живому материалу (причем автором, который был не просто свидетелем, но и жертвой происходящих вокруг драматических событий), в результате был создан не «человеческий документ», а высокохудожественное произведение. На протяжении всего романа Немировски не позволяет себе эмоционально вторгаться в повествование. 2 июня 1942 года она записывает в дневник: «Ни на минуту не забывать, что война пройдет, и вся историческая часть потускнеет. Стараться сделать максимально возможное из событий, дебатов […], которые смогут заинтересовать людей в 1952 или 2052 году» [8] .
В романе оказались представлены самые разные типы людей и социальные слои, включая крупную буржуазию, интеллектуальную элиту, мелких служащих, крестьян, провинциальную знать. В первой части создано динамичное полотно массового исхода из Парижа в июне 1940 года, вызвавшего столпотворение на дорогах Франции. Во второй части действие происходит во французской деревушке, оккупированной немцами, название которой — Бюсси-ла-Круа — перекликается с Исси-л'Эвек. Война и оккупация оказываются лакмусовой бумажкой для проверки человеческого потенциала разных персонажей, описанных со свойственной Немировски иронией. Как и прежде, для нее главным является не история или политика в целом, а человек. В результате роман читается как медитация о человеческой природе, а исторически конкретная ситуация служит лишь декорацией, на фоне которой удобнее прослеживать процесс раскрытия истинной сущности каждого героя. В описании военных действий и поведения людей писательница ориентировалась на толстовский метод — снятие пафоса, разоблачение официальной патриотической риторики, лжи, мифотворчества. А в образах немцев она показала не безликую массу оккупантов, а в первую очередь конкретных людей, причем некоторые из них оказываются порядочнее французских обывателей. На примере двух персонажей из второй части романа — немецкого лейтенанта Бруно фон Фалька и молодой француженки Люсиль Анжеллье, между которыми возникает запретное в данной ситуации чувство — Немировски показывает несостоятельность любого «принципиального», идеологически обусловленного подхода к человеческим отношениям. Очевидно, оперировать готовыми формулами она отказывалась и в жизни. Наблюдая, как перед отбытием на Восточный фронт расквартированные в Исси-л'Эвек солдаты и офицеры готовили посылки для своих близких в Германии, Немировски оставляет в дневнике характерную запись, которая неизменно шокирует комментаторов этого текста:
«Они отправляют домой посылки. Видно, что они перевозбуждены. Превосходная дисциплина, и, я думаю, даже в глубине души никакого протеста. Я даю клятву, что никогда больше не буду переносить свою злобу, как бы она ни была оправдана, на группу людей в целом, каковы бы ни были их раса, религия, убеждения, предрассудки, ошибки. Мне жаль этих бедных ребят» [9] .
В Бургундии Немировски работала еще над одним романом, который ей также не удалось самостоятельно завершить и который был опубликован лишь в 2007 году — «Жар крови». Его замысел восходит ко второй половине тридцатых годов, написан он был в течение 1941 года, после чего, по обыкновению, Ирэн отдала рукопись мужу, который должен был перепечатать роман на машинке. Однако машинописный текст обрывается на полуслове. Непонятно, в какой момент и что именно заставило Мишеля прекратить свой труд, однако, к счастью, оставшаяся ненапечатанной большая часть романа сохранилась среди бумаг Немировски все в том же заветном чемодане. В этом романе писательнице хотелось поразмышлять о разных возрастах, о восприятии мира в молодости и в старости, о взаимоотношениях между поколениями, о том, как наша гибкая и услужливая память способна преображать прошлое, представляя его в угодном нам свете, о лицемерии и о необъяснимых пагубных искажениях, вызванных в жизни детей ошибками и грехами их родителей (чего последние, разумеется, никак не осознают и в чем не признаются, давно обо всем позабыв). Это роман и о механизме человеческих страстей, о постепенном угасании «жара» в крови, о жизни и смерти.
Фоном для этого философского повествования опять служит французская провинция; читатель без труда узнает те места в Бургундии, где провела последние годы семья Ирэн. Видимо, не питая никаких иллюзий по поводу публикации романа в ближайшем будущем, Немировски даже не сочла нужным изменить некоторые названия. Французы, особенно парижане, любят вспоминать, из какого региона вышли их предки, они гордятся своими провинциальными корнями, считая, что подлинный французский дух и ценности можно обнаружить именно в провинции. В романе «Жар крови» Немировски показывает нравы, царящие в одном из самых глухих уголков Франции в весьма непривлекательном виде: «Этот регион в Центральной Франции отличается одновременно дикостью и богатством. Каждый живет отдельно, в своем имении, не доверяет соседям, убирает урожай, подсчитывает свои денежки, а до всего остального ему и дела нет». Развенчивая один из основных национальных мифов, писательница тем самым признается в окончательной утрате иллюзий по отношению к некогда беззаветно любимой ею Франции.