Первое выступление Дэвлива — оно состоялось субботним вечером — было встречено громким хохотом. Через несколько минут толпа уже забавлялась вовсю; уличные остряки выхватывали отдельные слова из речи Дэва и отпускали хлесткие шуточки насчет равноправия мужчин и женщин, поддразнивая репортера; в конце концов Дэвлина единодушно провозгласили будущим Правителем Сент-Элена.
— Да здравствует Дэв! — буйствовали крикуны.
Их очень забавляло предложение Дэвлина одеваться одинаково, «навроде него самого», — держались за животы насмешники.
Я пришел на главную улицу уже после того, как Дэв закончил свою речь и отправился домой, но мне рассказали о выходке репортера, поэтому я заглянул в фотоателье расспросить Лилли, что же произошло на самом деле.
— Ничего особенного, — ответила она. — Просто Дэв стоял на ящике и говорил, а над ним смеялись.
— Чего же он ожидал? — удивился я.
— По-моему, ему наплевать на то, что над ним смеются.
— Ты думаешь? А что он такого сказал?
— Не знаю, — равнодушно ответила Лилли, — что-то о Томасе Море.
Больше я ничего не смог от нее добиться.
С тех пор Дэвлин выступал каждую субботу, и вскоре мы привыкли к его ящику и речам, понапрасну сотрясавшим воздух. Никто уже не удивлялся чудачествам репортера, который стал еще одной достопримечательностью Сент-Элена подобно оркестру Армии спасения; правда, Дэвлину непременно задавали несколько ехидных вопросиков да порой к нему приставали парни из соседней пивной — они спихивали оратора с ящика или передразнивали его, но он никому не мстил и не затевал ссор.
Неделю за неделей, вплоть до своего отъезда из Сент-Элена Дэвлин знакомил нас с историей утопической мысли от «Города солнца» Кампанеллы [15] до общины моравских братьев [16] , левеллеров [17] , диггеров [18] , оксфордских проектов Колриджа и Саути [19] , немецких пиетистов [20] , гармонистов [21] , перфекционистов [22] , трясунов [23] , эфратской общины [24] , меннонитов [25] , онайдской общины [26] , Роберта Оуэна [27] , Уильяма Морриса [28] , анабаптистов [29] из Южной Дакоты, современного брудерховского движения [30] Эвергарда Арнольда [31] и, наконец, до Нагорной проповеди.
Пожалуй, единственной постоянной слушательницей всех исторических и теоретических экскурсов Дэвлина оказалась Лилли; голос уличного оратора свободно проникал в фотоателье, а позднее, когда они стали друзьями, он и ей одной нередко рассказывал об утопии. Дэвлин был настоящим газетчиком и поэтому довольно быстро узнал о судьбе Лилли; по субботам после очередной вдохновенной речи он шел к фотоателье и разговаривал с девушкой. Точнее, не разговаривал, а пытался поговорить. Лилли вела себя с Дэвом так же сдержанно, как и с остальными, но, по крайней мере, никогда его не прогоняла. Вероятно, потому, что над ним постоянно издевались и подсмеивались, хотя его непротивление злу и нежелание постоять за себя, вероятно, раздражали девушку.
Не знаю, о чем они разговаривали, скорее всего говорил один Дэвлин, а Лилли просто слушала его как всегда равнодушно, вежливо и слегка рассеянно. Дэв вряд ли обходил молчанием свою распрекрасную утопию, он был интересным собеседником и, обладая пытливым умом, разбирался в самых разнообразных областях знания. Лилли никогда не перебивала его, покоряя рассказчика своей загадочной невозмутимостью. Даже Джекки привязался к репортеру, раз или два мы видели, как Дэвлин подвозил мальчика после занятий домой на велосипеде.
Близкой дружбы между Дэвлином и Лилли в ту пору возникнуть еще не могло, потому что ей было не до этого. Она целиком ушла в заботы о матери, состояние которой ухудшилось, к тому же Стьюбекам приходилось совсем туго — они продолжали бедствовать, и в довершение ко всему над ними нависла угроза потерять крышу над головой.