— Дарио, скандал вас погубит.

— Пусть! Я начал игру и проиграл, ничего страшного.

— Я подам жалобу, как только выйду отсюда, если вы не пообещаете выпустить Вардеса, — твердо сказала она.

— Вы грозите огнем утопающему. Как только Вардес окажется на свободе, жалобу подаст он.

— Нет, он не подаст. Я за это ручаюсь. Судебные заседания, экспертизы, месяцы ожидания, двусмысленные издевательские статьи пугают его куда больше, чем вас. Оказавшись на свободе, вернув себе возможность располагать своим состоянием, он покинет Францию и окончит свои дни за границей. Я уверена в этом. Вы больше никогда о нем не услышите.

— Что вам Вардес? Он вам изменял, он вас бросил. Он слаб, испорчен, зол. Если он не сумасшедший, то по меньшей мере двадцать лет живет на грани безумия. Что хорошего он может сделать? Кому помочь? Вспомните ту ночь в «Каравелле», больную Клод, ваше одиночество… Почему? Во имя чего, во имя какой любви вы его прощаете? Он принуждал вас делить с ним его грязную жизнь, — прибавил Дарио, понизив голос. — Думаю, он бывал с вами груб точно так же, как с жалкими созданиями, которых подбирал на тротуаре. Он никогда не бил вас?

— Бил, и часто, — спокойно согласилась она, побледнев еще больше, и лицо у нее сразу постарело и осунулось.

— Вардес — больной! Ненормальный!

— Нет, это не так. Диагноз и характер — разные вещи, вся суть в этой разнице. Вардеса нужно лечить, но не так. Нельзя изгнать его из общества только потому, что он мешает женщине, которая жила с ним, а заодно и вам. Это слишком уж просто.

— Вы меня восхищаете, — сказал он насмешливо. — Вами руководит нравственный закон, запечатленный в вашем сердце. В моем сердце закона нет. Зато я смотрю в глаза реальности. И что я вижу? Этот человек причинил вам все зло, какое только мог, и на свободе будет диким зверем. Ваша дочь носит его имя, и суд запятнает ее отвратительной фязью, потому что вся интимная жизнь Вардеса будет вытащена наружу. Меня, который всегда был и остается вашим преданным верным другом, ваши откровения погубят. Заслуживает жалости и мой сын, чистый, невинный мальчик. Воистину можно позавидовать, что вы так точно знаете, где благо и где правда!

— Со мной всегда свет, он не лжет, — кротко ответила она.

— Вы имеете в виду Господа Бога? Я знаю, что вы религиозны. Я чуть не забыл, что имею дело с детьми света. Их чувства благородны, их души прекрасны. Я вышел из тьмы, я плоть от плоти земных недр. Мне нет дела до небес. Мне нужны земные блага. Другого я не прошу.

— Оставьте в покое Филиппа, — повторила она. — Вы очистите совесть от преступления. Облегчите груз грехов насколько это возможно. Сделайте это из любви к Даниэлю!

— Даниэль, — Дарио пожал плечами, — бедное невинное дитя… Хотел бы я посмотреть на него лет через пять или шесть, когда он после моей смерти получит одни долги! Он будет жалеть о состоянии, которое мог бы получить, и о том, что я вас послушался!

— Бедный Дарио, — возразила Сильви, — не судите о нем по себе. Даниэль заботится в первую очередь не о земных благах.

Дарио ответил с горечью:

— Если бы я всегда был благополучен, как он, думаю, у нас было бы больше общего…

— Во имя любви, которую вы питали ко мне, умоляю вас…

Дарио долго молчал.

— В первый раз вы воспользовались женским оружием… Любви, которую я питал к вам… Вы, казалось, ее не замечали. Почему столько лет спустя вы заговорили о ней?

— Потому что теперь, — ответила она тихо, — это безопасно.

— Сильви, вы отдаете себе отчет, до какой степени я вас любил? Никогда в жизни я не встречал женщины, подобной вам. Это и есть мое несчастье. Все мои беды идут издалека, из детства. Я верил, что в жизни существуют только чудовища. А во что еще я мог верить? Вокруг себя я видел только нищету, насилие, грабежи и жестокость. Но и потом жизнь не слишком старалась меня переубедить. С вами она поступила по-другому. Вас она баловала. Не поскупилась на блага этого мира — дала богатство, уважение и даже искренние привязанности. До последнего дня вы будете смотреть на жизнь глазами доверчивого ребенка — да, на жизнь, на это страшное, пугающее смешение. Только вы могли бы переменить мою душу…

Он говорил глухим хриплым голосом, не глядя на нее.

— Не могла бы. У вас голодная душа, она никогда не насытится.

— Сильви, выслушайте меня. В память моей любви к вам, я откажусь от задуманного и отпущу Вардеса. Тело Вардеса! Вы увидите, что он опять вернется ко мне. Слишком долго он был под моим влиянием… Не смотрите на меня так. Я не демон, но ему не освободиться от моей власти над его душой. Вардес — человек жалкий, растративший свои силы, потерявший душу и сердце — вместо них у него порывы, желания, мечты, решения, но даже их подсказываю ему я. Вы дали мне слово. Я знаю, вы проследите, и Вардес не навредит мне. Но он вернется, снова окажется у меня в руках и тогда…

— Он не вернется.

29

Прошло два года, и Вардес вернулся к Дарио. День был неприемный. «Доктора нет дома, — сказали посетителю, — он вернется часам к семи». Вардес попросил позволения подождать.

Слуга отвел его в пустую полутемную гостиную и собрался зажечь люстру. Вардес остановил его: не стоит, еще светло. На дворе стоял март месяц. Яркий свет был сейчас нестерпим для Вардеса. Он сделал несколько шагов и уселся напротив холодного камина. Так и просидел, не шевелясь, в кресле до семи часов.

В семь часов Дарио вернулся, собираясь переодеться к вечеру. При виде ожидающего Вардеса первой мыслью Дарио было: «Сейчас он убьет меня. Как собаку».

И невольно вздрогнул, ощутив леденящий ужас, но и ужас доставил ему странное острое наслаждение. Он не спешил принять Вардеса и пошел переодеваться, дорожа короткими минутами неизвестности — главной усладой игроков: надежда и безнадежность в эти минуты достигают предела напряженности и сливаются воедино.

Потом пригласил Вардеса в кабинет. Они долго молча смотрели друг на друга.

— Вы обошлись со мной жестоко и подло. Подай я жалобу, любой суд признал бы это.

— Почему же не подали?

— Вы прекрасно знаете почему. Побывав у вас в руках, человек уже невластен над собственной душой. Вы отняли у меня силу, волю, инстинкт самосохранения. Вы это и сами знаете. И воспользовались этим, отпустив меня.

— Зачем вы пришли ко мне? Погодите, не лгите. Сейчас вы скажете, что хотите меня убить, уничтожить, на самом деле вы нуждаетесь во мне.

— Неправда! — заорал Вардес.

— Неправда?

Дарио подошел к нему и ласково положил руку ему на плечо.

— Вы только что сделали весьма существенное признание, сказав, что ваша душа больше вам не принадлежит. Но в этом и есть ваше спасение и, если хотите, ваше здоровье. Придя ко мне в первый раз, вы показали мне отягощенную тоской душу, как хирургу показывают опухоль; вы просили: «Исцелите меня. Изгоните бесов». И пока вы находились у меня в руках, как вы выразились, бесы вас не мучили.