Я позволю себе подчеркнуть, что моя жена всегда была в стороне от любых политических группировок и не получала никаких поощрений ни от правых, ни от левых. Газета «Гренгуар», в которой она сотрудничала в качестве романистки, никогда не пользовался спросом ни у евреев, ни у коммунистов.
На протяжении многих лет моя жена страдает хронической астмой (ее врач, профессор Валери-Радо, может это подтвердить), и пребывание в концентрационном лагере может оказаться для нее смертельным.
Я знаю, г-н посол, что Вы один из самых видных людей в правительстве Вашей страны. Я убежден, что Вы — человек справедливый. И мне кажется нелогичным и несправедливым, что немцы арестовывают женщину, которая хоть и является по рождению еврейкой, но не испытывает ни малейшей симпатии ни к иудаизму, ни к большевистскому режиму, что подтверждают все ее книги.
28 июля 1942
Андре Сабатье — графу де Шабрену
Я только что получил письмо от мужа писательницы, написавшей «Давида Гольдера», копию этого письма я позволю себе отправить Вам. Оно содержит уточнения, которые кажутся мне существенными. Будем надеяться, что они помогут Вам добиться положительного решения. Я заранее благодарю Вас за все, что Вы стараетесь сделать для нашего общего друга.
28 июля 1942
Андре Сабатье — мадам Поль Моран
Я написал вчера г-ну Эпштейну в том духе, в каком мы условились, сочтя, что лучше послать письмо, чем телеграмму. Утром я обнаружил среди своей почты еще одно письмо. Оно содержит интересные уточнения.
28 июля 1942
Мишель Эпштейн — Андре Сабатье
Надеюсь, Вы получили мое вчерашнее письмо, и письмо, адресованное послу, было вручено ему или Шамбреном, или кем-то еще, а возможно, и Вами лично. Заранее спасибо.
Отвечаю на Вашу вчерашнюю просьбу: кажется, в «Давиде Гольдере» глава, где Давид договаривается с большевиками о закрытии нефтяной скважины, не слишком добра к большевикам. Но у меня нет «Д. Гольдера», может, заглянете? В «Лестнице Леванта» — она была опубликована в «Гренгуаре», рукопись лежит у вас — больше жестокости к герою, врачу-шарлатану, по происхождению левантинцу, и я не знаю, подчеркнула ли моя жена, что речь идет о еврее. Думаю, что да.
В «Жизни Чехова» в главе XXV следующая фраза: «Палата № 6» немало поспособствовала известности Чехова в России; благодаря ей в СССР сочли Чехова своим и заявили, что будь он жив, то стал бы марксистом. Посмертная слава чревата сюрпризами…» К несчастью, ничего другого я не вижу, а это так мало.
Неужели нет средства узнать через французские власти, находится ли по-прежнему моя жена в лагере Питивье или нет? Прошло уже десять дней, как я послал телеграмму с оплаченным ответом коменданту этого лагеря, и от него ничего. Всего-навсего знать, где она, — может ли быть это запрещено? Меня известили, что мой брат Поль в Дранси. Почему мне запрещено знать, где моя жена? Впрочем…
До свидания, дорогой друг. Не знаю почему, но я верю в свое письмо послу. Мишель.
29 июля 1942
Андре Сабатье — мадам Поль Моран
Вот письмо, о котором я говорил Вам по телефону. Думаю, что Вы лучше всех информированы, стоит ли дать этому письму ход, какой предполагает для него автор. О содержании его не мне судить, что касается остального, то не все фразы мне кажутся удачными.
29 июля 1942
Мавлик [29] — Мишелю Эпштейну
Дорогой мой! Надеюсь, ты получил мои письма, но вместе с тем опасаюсь, что они потерялись, потому что я писала на адрес Жюли, а тетушка плохо разобрала ее фамилию по телефону. Дорогой мой, еще раз умоляю тебя держаться стойко ради Ирен, ради детей, ради всех. Мы не имеем права терять мужества, мы же верующие. Я сходила с ума от отчаяния, но потом взяла себя в руки; каждый день я обхожу тех, кто находится в том же положении, что и мы, и узнаю новости. Жермен [30] вернулась позавчера и должна отправиться в Питивье, как только у нее будет все, что для этого нужно. Скорее всего, Сам в Бонда-Роланд, рядом с Питивье, она намерена любой ценой передать ему и Ирен от нас весточку. Пока вести доходят только от Ани, она в Дранси и просит прислать белье и книги. Из Дранси приходит много писем, люди пишут, что с ними хорошо обходятся и они нормально питаются. Дорогой мой, умоляю, не теряй мужества! Деньги могут прийти с опозданием из-за плохо понятого имени. Я приеду завтра и повидаю Жозефину. [31] Жермен виделась с господином, у которого в Питивье горничная. Мне непременно нужно повидать Жермен перед отъездом. Она получила от Сама словечко, но писал он еще из Дранси. Я напишу тебе, когда она поедет, но хотела бы получить и от тебя хоть записочку, мой родной. Я держусь на ногах, сама не зная как, и, как всегда, надеюсь. Целую тебя и малышек с нескончаемой нежностью.
3 августа 1942
М-м Руссо (французский Красный Крест) — Мишелю Эпштейну Доктор Бази [32] уехал сегодня утром на несколько дней в свободную зону, там он займется на месте делами м-м Эпштейн и постарается сделать все возможное, чтобы облегчить ее участь. У него не было времени ответить Вам до своего отъезда, но он поручил мне передать, что получил Ваше письмо и использует абсолютно все возможности, чтобы оказать Вам помощь.
6 августа 1942
Мишель Эпштейн — м-м Руссо
Я был счастлив узнать, что доктор Бази предпринимает шаги в защиту моей жены. И подумал, не было бы уместно согласовать их с теми, что были уже предприняты:
1) Издателем моей жены, г-ном Альбеном Мишелем (непосредственно занимается ее делами г-н Андре Сабатье, один из директоров издательства).
2) М-м Поль Моран.
3) Анри де Ренье.
4) Графом де Шамбреном.
Г-н Сабатье, которому я отправлю копию этого письма, даст Вам все необходимые сведения (тел. ДАН-87-54). Неизвестность относительно местонахождения моей жены мне особенно мучительна (она была в лагере Питивье — Луаре в четверг 17 июля, и с тех пор я не имею о ней никаких известий). Мне хотелось бы, чтобы она знала, что ни наших детей, ни меня пока не коснулись недавние распоряжения и мы находимся в добром здравии. Может ли Красный Крест сообщать подобные сведения? Можно ли посылать ей посылки?
6 августа 1942
Мишель Эпштейн — Андре Сабатье
Посылаю копию письма, которое я отправил в Красный Крест. По-прежнему никаких известий о моей жене. Тяжело. Можно ли передать мое письмо г-ну Абецу? Мишель.