— Может, но в незначительной степени.
— Много ли знахарей практикует в районе Радолишек?
— Несколько человек работает в пригороде. Во всем районе их наберется, пожалуй, несколько десятков. Это настоящее бедствие.
— Чем пан доктор это объясняет?
— Невежеством людей.
— Смертность среди населения большая?
— Очень большая.
— У вас были вызовы туда, где смерть наступала в результате лечения знахарей?
— Довольно часто. В деле находится копия моей докладной записки, поданной властям, где указаны цифры. Я лично зафиксировал семьдесят два случая на протяжении двух лет. Во всем районе, согласно данным всех врачей, практика знахарей обрекла на смерть двести с лишним человек.
Затем к свидетелю обратился защитник:
— Пан доктор минуту назад сказал, что его довольно часто вызывают к жертвам лечения знахарей?
— Да.
— Сколько раз вы встречались с жертвами Антония Косибы?
— … Не припоминаю.
— Ах, так. Не припомнит ли пан доктор хотя бы один такой случай?
— Нет.
— Это странно. Косиба практиковал в непосредственной близости от Радолишек, работал в страшных санитарных условиях, пользовался при операциях самыми примитивными инструментами и, несмотря на это, пан доктор ни разу не слышал о смерти пациента по вине знахаря?.. А может, вы слышали?
— Нет, — после минутного замешательства ответил доктор.
— Чем вы это объясняете? У него была малая практика?
— Я не считал его пациентов.
— Вы ошибаетесь, пан доктор. Ваши показания в первой инстанции свидетельствуют, что вы считали. Прошу Высокий суд зачитать показания свидетеля. Том второй, страница тридцать третья, параграф первый.
— Это для дела несущественно, — поморщился председательствующий.
— Я хочу доказать, что Косиба принимал до двадцати пациентов в день, согласно показаниям доктора Павлицкого.
Зачитали указанный параграф, после чего защитник снова обратился к свидетелю:
— На вопрос прокурора вы ответили, что трижды были в избе Косибы, в том числе один раз по вызову?
— Да.
— Зачем вас вызывали?
— К двум тяжелораненым, пострадавшим в дорожном происшествии.
— Кто вас вызывал?
— Какой-то Войдыло. Как позднее стало известно, он был виновником катастрофы.
— А по чьей просьбе вас вызывали?
— Кажется, по просьбе Косибы.
— Вы не припомните, пан доктор, чем объяснял Косиба свой вызов?
— Конечно, помню. Там было двое раненых, и он твердил, что сам не справится.
— Умолял ли он пана доктора спасти раненую девушку?
— Да, но я считал ее состояние безнадежным и поэтому сделал только укол для поддержания работы сердца.
— Просил ли Косиба пана доктора разрешить ему воспользоваться хирургическими инструментами, чтобы сделать операцию пострадавшей?
— Да, но ни один врач на моем месте не удовлетворил бы такую просьбу.
— Неужели ни один врач не решился бы оперировать умирающую только потому, что на основании беглого осмотра пришел к выводу, будто операция уже не спасет пострадавшую?
Доктор Павлицкий покраснел.
— Вы не имеете права оскорблять меня!
— Я отклоняю этот вопрос, — заявил председательствующий.
Адвокат кивнул головой.
— На основании чего вы сделали заключение о безнадежном состоянии пострадавшей?
— У нее был перелом основания черепа! Пульс почти не прослушивался.
— А пан доктор знает о том, что знахарь Косиба сделал операцию и спас пациентку?
— Знаю.
— Как это можно объяснить?
Доктор пожал плечами.
— Это редчайший случай в моей практике. Думаю, это произошло по воле странного стечения обстоятельств.
— Когда вы приехали на мельницу, знахарь предложил вам свой диагноз?
— Да.
— И он совпадал с вашим?
— Да.
— Не кажется ли пану доктору, что Антоний Косиба, установив правильный диагноз и успешно проведя опаснейшую операцию, продемонстрировал большой талант хирурга?
Доктор заколебался.
— Вполне. Я должен признаться, что во многих случаях его способности озадачивали меня.
— Спасибо. Больше вопросов нет, — кивнул головой адвокат и с усмешкой посмотрел на прокурора.
Затем зачитали показания нескольких свидетелей обвинения с предыдущего процесса, после чего одного за другим стали вызывать свидетелей защиты. Дал показания старый мельник, его сын, Чинские и наконец целый ряд бывших пациентов Антония Косибы.
Их показания звучали почти одинаково: болел, угрожала инвалидность, он меня спас, о деньгах даже не вспоминал. Некоторые засвидетельствовали, что получали от знахаря не только лечение, но и деньги на дорогу. Вся округа знала о его бескорыстности. Засвидетельствовал этот факт и пан Чинский, у которого Косиба не взял ста злотых, хотя для него это была значительная сумма.
Трогательно прозвучало свидетельство Прокопа Мельника:
— Бог привел его в мой дом, оказав мне, грешному, моей семье и всем соседям великую милость. А что от Бога он, а не от злого духа, так знаю я, потому что от работы, угодной Богу, он никогда не уклонялся. Мог у меня все требовать, мог без работы за печью сидеть, есть и пить, но не такой он человек. При каждой работе был первым, смекалистый мужик. Так и работал, пока не забрали. А человек он уже немолодой. Так мы все просим Высокий суд освободить его во славу Бога и на пользу людям.
Седая голова старца опустилась в низком поклоне, прокурор нахмурил брови, а все присутствующие обратили взгляды на осужденного.
Антоний Косиба по-прежнему сидел, безучастно опустив голову. Он не слышал ни искусно построенных вопросов прокурора, ни контратак защитника, ни показаний свидетелей. На короткое мгновение его пробудил тихий, дрожащий голос Марыси. Тогда он поднял глаза и беззвучно пошевелил губами. «Ничего у меня не осталось, — думал он, — нечего мне больше ждать от жизни».
Тем временем был приглашен самый важный свидетель, показаниям которого адвокат Корчинский придавал особое значение. Хотя не только он, но и судьи, и публика с нетерпением ждали его появления. Свое веское слово должен был сказать знаменитый ученый, известный хирург, первое лицо в мире медицины, официальный представитель государства.
Кто не знал его лично или никогда не видел, тот именно так представлял себе профессора Добранецкого: высокий, в расцвете лет мужчина, несколько полноватый, с красивым орлиным профилем и высоким лбом. В каждом его движении, в звучании голоса, в полном достоинства взгляде сквозила уверенность в себе, которую дает только чувство собственной значимости, повсеместное признание заслуг и неоспоримого авторитета.