— Послать — это можно, — согласился Анальгин. — Верхом, может быть, Лешагу и догоним. Вот только одна беда: дороги, или хоть самой малой тропки, здесь отродясь не было. Куда Лешага идет — ему одному ведомо. Ну, может, еще Лил.
— Как это, куда?! — возмутился Марат. — Ясное дело — к Монастырю. Мы же договорились!
— Ты с ним договорился? — хищно оскалился горец. — На что ты ему сдался? Женщина у него есть, псы есть. Зачем еще зверек?
Глаза драконида гневно вспыхнули. Он поискал глазами, куда поставить минометную станину, но сообразил, что пока будет освобождаться от груза, Заурбек легко успеет выстрелить. Вопрос, посмеет или нет? По всему выходило: если и не станет палить, то лишь сохраняя патроны и не желая без нужды шуметь. Однако это вовсе не отменяло висевшего у него на поясе острейшего кинжала.
Анальгин продолжил, уводя разговор в сторону от глупой ссоры:
— Судя по шерстинкам на кустах, Лешага не идет к Монастырю. Я расспросил брата каноника. Он говорит, тут недалеко есть небольшое селение на скале.
— Ну да, конечно! — чешуйчатый хлопнул себя по лбу, радуясь простоте отгадки. — Я знаю это селение. Лил оттуда родом! Наверняка она уговорила его свести знакомство с ее родителями, это ведь понятно!
— Далеко туда идти? — уточнил главарь бывших раздольников. — Уже вечереет, вокруг топи. Нужно становиться лагерем. Жаль, мы не умеем, как Лешага, ходить ночью, как днем.
— Ну, если завтра выйти, как рассветет, то дойдем еще до сумерек.
— Это если падаль с собой не тащить, — под нос себе буркнул Заурбек, но вслух произнес: — Да, привал сделать не помешает.
— Значит, решено. — Анальгин повернулся к бойцам, довольным короткой передышкой. — Разбить лагерь! Выставить часовых!
Он вновь посмотрел на соратников, будто ища у них ответа на вопрос.
— Есть одна загвоздка. Смиренные братья к селению идти не желают. Говорят, делать им там нечего. В прежние времена, когда сила была на их стороне, они, мол, не очень ладили с местным населением.
— Эка невидаль! Они ни с кем не ладили! — хмыкнул Марат.
— Вот именно. Говорят, дорогу указать могут, но сами не пойдут. Мол, наше дело — Монастырь возродить.
Драконид задумчиво поглядел на Анальгина.
— Может, и дело говорят. Если б Лешага хотел, чтобы мы к селению пошли, знак бы где-нибудь оставил, а раз нет, — следует действовать по плану и ждать Леху в Монастыре.
— Э, слушай, монастырь-шмонастырь, что нам там делать?! Зачем он нам нужен? Сам говоришь, Лешага — наш предводитель. Вот к нему, значит, и пойдем. А кто желает, пусть идет своим путем, незачем нам тут глаза мозолить.
— Это ты меня имеешь в виду?! — подбоченился Марат, наконец, ставя наземь сошки.
— Нет, свой вчерашний обед, — огрызнулся горец. — Зачем указываешь, куда идти, куда не идти? В селение идем. Сам тут плакал — раненым лекарь нужен, помирают… А без лекарь — иди к ним сам, воткни в горло кинжал да проверни, чтобы сразу. Живые они к Монастырю все равно не дойдут. Зачем?
— Так вот как ты заговорил?! — прошипел драконид. — Ну, ничего, я уйду, но миномет заберу с собой. Когда Лешага доберется до Монастыря, можешь не сомневаться, я от него ничего не скрою!
— Про хвост расскажешь, да? — на лице стража появилась презрительная гримаса. — Говори-говори, только ты здесь не указчик.
Марат оскалил клыки, фыркнул и отвернулся, окончательно принимая решение уйти с монастырской братией и желательно никогда больше не видеть эту наглую бородатую рожу. Уйти завтра же утром и навсегда!
* * *
Болотная птица крикнула резко и протяжно, точно кто-то вспугнул ее в беззвездной темени. Голос ее в ночной тишине звучал жутковато, так что у чужака невольно мурашки по спине шли. В ответ, чуть в сторонке, послышался такой же крик, может, чуть более приглушенный. Тимур довольно ухмыльнулся. Значит, тайный соглядатай совсем рядом.
Тот появился из кустов, едва касаясь земли, будто лесной призрак.
— Что нового в лагере?
— Ты же сам был там, все видел, — нехотя ответил человек.
— Я же спасенный караванщик, зачем мне лишний раз совать нос: куда идем, отчего стоим? Для этого есть ты.
— Нового, пожалуй, и нет ничего. Вон, Марат в очередной раз клыки скалил.
— Чего не поделили?
— Куда дальше брести. Марат поутру во главе смиренной братии уходит в брошенный Монастырь. Там будет ждать Лешагу. Остальные собираются идти по следу к селению.
— К селению… — задумчиво повторил посланец Эргеза. — К селению — это хорошо.
— Как скажешь, почтенный доверием.
— Что это за Монастырь?
— По словам Марата — какой-то Бунк.
— Вот это и вовсе славно! Нам он как раз пригодится. Халиф будет доволен. Там можно будет устроить прекрасное стойбище.
— Верно, как все истинное, — подтвердил соглядатай.
— А стало быть, — продолжал «караванщик», — ни эти твари в масках, скрывающих лица, ни уж подавно чешуйчатый нам там не нужны.
— В твоей воле наказать дерзающих против дела Пророка.
— Не говори мне, что в моей воле, а что — нет, — нахмурился Тимур, — я знаю это лучше тебя.
— Прости, благословенный господин, я и в мыслях не желал обидеть тебя. Я лишь говорю, что поутру монахи и чешуйчатый пойдут к Монастырю. И если наткнутся на твой отряд, совершенно случайно, — легко могут пропасть, и никто о них больше не услышит.
— Ты не зря водил отряд, — усмехнулся «караванщик», — но все же зерна истины в твоих словах подернуты серым пеплом неразумия. Сам подумай: никто лучше Марата не сможет привести нас к Лешаге. Он пользуется особым доверием врага. А стало быть — нужен живой. Ты понял меня?
— Понял и затвердил, о почтенный доверием.
— Вот и правильно. Остальным суждена гибель. Они коснеют в ложной вере и, стало быть — непримиримые враги Пророка, гибель для них — малое воздаяние за великую скверну, принесенную в мир. Но, чтобы не рыскать, подобно голодным волкам зимнею порой, нужен, как минимум, один, а лучше два или три живых монаха, которые укажут, где упрятана их обитель.
— Зачем же трое?
— А если один не пожелает говорить? Ничто так не развязывает язык, как вопль сгорающего в яме соратника. Особенно если приходится своими руками закапывать обгорелые скрюченные останки.
— Преклоняюсь пред твоей мудростью, почтенный доверием.
Тимур лишь усмехнулся. Он знал этого человека не один год, и когда-то сам обращался к нему таким же образом. Теперь роли поменялись. Все же слишком давить не стоит. Здесь, в Диком Поле, всегда может представиться случай загладить былые прегрешения, а будь на то воля наместника, и возвыситься. Старый знакомец до сего дня служил верно, наместник мог быть им доволен.