— Отпусти поводья. Ты ее задушишь.
Хуан ослабил поводья, и животное успокоилось.
— Ты мне не ответил, — сказал Давид. — Ты забыл, почему мы его искали?
— Нет, — ответил Хуан. — Я не забыл.
Через два часа они подъехали к хижине Камило, построенной на пригорке между господским домом и конюшнями. Прежде чем братья остановились, дверь хижины отворилась, и на пороге появился Камило. Склонив почтительно голову, с соломенной шляпой в руке, он вышел им навстречу и остановился между двумя лошадьми, взяв их под уздцы.
— Все в порядке? — спросил Давид.
Камило отрицательно замотал головой.
— Малышка Леонор…
— Что случилось с Леонор? — перебил его Хуан, приподнимаясь на стременах.
Запинаясь и смущаясь, Камило объяснил, что на рассвете малышка Леонор увидела из окна своей комнаты, как уезжали братья, и не успели они отъехать от дома и на километр, как она уже выбежала из дома в сапогах и брюках для верховой езды, крича, чтобы оседлали ее коня. Камило, следуя указаниям Давида, не стал ее слушаться. Тогда она сама решительно вошла в конюшню и сама, как мужчина, надела сбрую, попону и седло на Эль Колорадо, своего любимца, самого молодого и нервного жеребца «Ла Ауроры».
Она уже была готова сесть на лошадь, когда служанки и сам Камило стали удерживать ее силой; при этом они долго терпели оскорбления и удары от девочки, которая, выйдя из себя, билась и умоляла и требовала, чтобы ее пустили ехать вслед за братьями.
— Она у меня поплатится! — сказал Давид. — Уверен, это Хасинта. Она прислуживала этой ночью за столом и слышала, как мы разговаривали с Леандро. Это она.
Девочка была очень взволнована, продолжал Камило. Перестав царапаться и оскорблять его и служанок, она громко расплакалась и вернулась в дом. Там, закрывшись в своей комнате, она и сидит до сих пор.
Братья оставили лошадей Камило и направились в дом.
— Не надо говорить Леонор ни слова, — сказал Хуан.
— Ясное дело, — сказал Давид. — Ни единого слова.
* * *
Леонор узнала о возвращении братьев по лаю собак. Она дремала, когда ночь прорезало хриплое рычание и под окном пронеслось, словно стрела, тяжело дышащее животное. Это был Споки, она узнала его по бешеной скорости и характерным завываниям. Затем послышалась ленивая трусца и глухой рык Домитилы, беременной суки. Агрессивность собак внезапно прошла, за лаем послышалось радостное сопение, которым всегда встречали Давида. В щелку она увидела, как братья идут к дому, и услышала, как открылась и закрылась парадная дверь. Она подождала, пока братья поднимутся по лестнице в ее комнату, и открыла, когда Хуан поднял руку, чтобы постучать.
— Привет, маленькая, — сказал Давид.
Она дала себя обнять и подставила лоб, но сама не поцеловала их. Хуан зажег лампу.
— Почему вы не предупредили меня? Вы должны были сказать. Я хотела догнать вас, но Камило не дал. Давид, ты должен наказать его, если бы ты видел, как он хватал меня, он хам и грубиян. Я умоляла его отпустить, а он и не думал меня слушать.
Поначалу она говорила уверенно, но вскоре голос ее задрожал. Она стояла босая, волосы были спутаны. Давид и Хуан пытались ее успокоить, гладили по голове, улыбались, называли маленькой.
— Мы не хотели тебя беспокоить, — объяснял Давид. — Кроме того, мы решили ехать в последнюю минуту. Ты уже спала.
— Что произошло? — спросила Леонор.
Хуан взял с кровати одеяло и укутал им сестру. Леонор перестала плакать. Она была бледна и смотрела с тревогой, приоткрыв рот.
— Ничего, — сказал Давид. — Ничего не произошло. Мы его не нашли.
Напряженность исчезла с лица Леонор, с губ сорвался вздох облегчения.
— Но мы его найдем, — сказал Давид. Легким жестом указал Леонор на постель, чтобы она ложилась. Затем повернулся.
— Минутку, не уходите, — сказала Леонор.
Хуан не пошевелился.
— Да? — сказал Давид. — Что такое, малышка?
— Не ищите его больше.
— Не волнуйся, — сказал Давид, — забудь об этом. Это мужское дело. Предоставь его нам.
Тогда Леонор снова разрыдалась, на этот раз не совсем натурально. Она схватилась руками за голову, билась, как под током, ее крики встревожили собак, и они подняли лай под окном. Давид жестом указал Хуану, чтобы тот вмешался, но младший брат по-прежнему молчал и не двигался.
— Ладно, маленькая, — сказал Давид. — Не плачь. Мы не будем его искать.
— Лжешь. Ты убьешь его. Я тебя знаю.
— Я этого не сделаю, — сказал Давид. — Если ты думаешь, что это ничтожество не заслуживает наказания…
— Он мне ничего не сделал, — сказала Леонор скороговоркой, кусая губы.
— Не думай об этом, — настаивал Давид. — Забудем о нем. Успокойся, малышка.
Леонор продолжала плакать, ее щеки и губы были мокрыми, а одеяло сползло на пол.
— Он мне ничего не сделал, — повторила она. — Это была неправда.
— Ты понимаешь, что говоришь? — спросил Давид.
— Мне было невыносимо, что он ходил за мной по пятам, — бормотала Леонор. — Он целыми днями был у меня за спиной, словно тень.
— Это моя вина, — сказал Давид с горечью. — Отпускать в поле женщину одну опасно. Я приказал ему присматривать за тобой. Я не должен был доверять индейцу. Все они одинаковы.
— Давид, он мне ничего не сделал, — воскликнула Леонор. — Поверь мне, я говорю правду. Спроси у Камило, он знает, что ничего не было. Поэтому он и помог ему скрыться. Ты разве не знал? Да, помог. Я просто хотела избавиться от него, поэтому выдумала эту историю. Камило все знает, спроси у него.
Леонор вытерла щеки тыльной стороной ладоней. Подняла одеяло и накинула его на плечи. Казалось, будто она избавилась от кошмара.
— Поговорим об этом завтра, — сказал Давид. — Сейчас мы устали. Надо поспать.
— Нет, — сказал Хуан.
Леонор заметила брата возле себя: она и забыла, что Хуан тоже был в комнате. Он был хмур, крылья носа раздувались, как ноздри Споки.
— Сейчас ты повторишь то, что сказала. — Голос Хуана звучал странно. Повторишь, как ты нас обманула.
— Хуан, — сказал Давид. — Надеюсь, ты ей не поверишь. Она обманывает именно сейчас.
— Я сказала правду, — завыла Леонор; она смотрела то на одного, то на другого. — В тот день я приказала ему оставить меня одну, а он не захотел. Я пошла к реке, он за мной. Я даже не могла спокойно искупаться. Он стоял, смотрел на меня исподлобья, как животное. Тогда я пошла и рассказала о том, чего не было.
— Подожди, Хуан, — сказал Давид. — Ты куда? Подожди.
Хуан повернулся и направился к двери; когда Давид попытался остановить его, он взорвался. Как одержимый, начал сыпать оскорблениями: обозвал сестру шлюхой, а брата подлецом и деспотом, с силой оттолкнул Давида, который хотел преградить ему дорогу, и опрометью выскочил из дома, извергая поток оскорблений. Леонор и Давид из окна видели, как он во весь дух бежит через поле, голося, как сумасшедший, видели, как он вбежал в конюшню и почти тут же вылетел оттуда как раз на Эль Колорадо. Норовистый конь Леонор послушно поскакал в направлении, указанном неопытными руками, державшими поводья; элегантно делая вольты, меняя шаг и помахивая светлыми прядями хвоста, словно веером, он доскакал до края дороги, которая вела через горы, ущелья и обширные песчаники в город. Тут он взбунтовался. Внезапно встал на дыбы и заржал, сделал поворот, словно балерина, и примчался обратно в поле.