И вдруг оказалось, что Вику это не устраивает. Я ей мешаю, и она хочет, чтобы меня больше не было. Почему бы не развестись? Куда проще и дешевле. Но она не хочет развода. Что ж, я ее понимаю. При разводе придется делить имущество, от квартиры до чашек из английского сервиза. Она не хочет делить, она слишком хорошо помнит, как трудно и долго все это добывалось. Она хочет все сразу. Наверное, она с ужасом каждый вечер слышит, как я открываю дверь. Опять я явился. Меня опять не убили. Бедная… Устала ждать, наверное.
– Саша? – послышался из комнаты ее голос. – Как ты поздно.
Она вышла в прихожую в халате, наверное, уже собиралась ложиться в постель. Подошла ко мне, привычно подставила щеку для поцелуя, а я точно так же привычно наклонился и поцеловал ее. Запах духов неприятно ударил в нос. Что за дурацкая привычка пользоваться духами после душа! Черт возьми, а ведь мне всегда это нравилось. Раньше нравилось. И запах ее духов нравился, и то, что ими пахла наша постель.
– Саша, что случилось? – встревоженно спросила она. – Телефон весь вечер разрывается, все спрашивают про сегодняшний эфир.
– Ничего не случилось, – я не смог сдержать раздражения, и слова мои прозвучали, пожалуй, излишне резко.
– Но все говорят, что это было что-то невероятное! Жаль, я не видела, я как раз в это время домой ехала. Хоть ты мне толком объясни, что у тебя произошло.
– Ничего особенного. Не обращай внимания. Просто сегодня пришлось работать в прямом эфире, и гость программы выглядел не лучшим образом. Вот и все.
Она бросила на меня косой взгляд и обиженно отвернулась. Якобы обиженно. Конечно, раньше я никогда с ней так сухо не разговаривал. И вообще, все, что касалось моей и ее работы, всегда обсуждалось нами живо и заинтересованно. Мы очень дружили. Так, во всяком случае, мне казалось. Я и сегодня, несмотря ни на что, с удовольствием поделился бы с Викой подробностями об интервью с кинопродюсером, но понимал, что ей это не нужно. И обида ее – наигранная. Ни капельки она не обиделась. Ей должно быть абсолютно безразлично, что происходит у меня в студии. Ее теперь интересует только одно: как скоро нанятый ею человек избавит ее от моего тягостного присутствия.
Честно сказать, меня это тоже интересует. Правда, с несколько другими нюансами, но интересует.
Со стрессом, вызванным фактом вторжения воров, Юлия Николаевна Готовчиц справилась относительно легко. Ничего не украли – и слава Богу. Замок, правда, сломали на входной двери, но это и починить недолго. Однако наблюдая за мужем, она начинала тревожиться все больше и больше. Борис Михайлович Готовчиц, доктор медицинских наук, практикующий психоаналитик, на попытку кражи отреагировал явно, по мнению супруги, неадекватно. Он нервничал, был непритворно испуган, чем и зародил в душе Юлии Николаевны не только тревогу, но и подозрения, причем далеко не самые приятные. Вывод, который она сделала, заключался в том, что у Бориса есть какие-то неучтенные семейным бюджетом ценности, которые все-таки пропали, но о которых он не смеет признаться ни работникам милиции, ни ей самой.
Юлия Николаевна всегда старалась быть добросовестным налогоплательщиком, неприятностей на свою голову не искала, поэтому все финансовые дела семьи вела сама, строго следила за всеми получаемыми мужем гонорарами, заполняла налоговую декларацию и лично следила за тем, чтобы декларация эта была вовремя представлена в инспекцию по месту жительства. Она хотела спать спокойно. Слишком много неспокойных ночей пришлось ей, дочери крупного торгового работника, провести в детстве. Папочкины махинации в конце концов закончились плачевно, и путь в тюремную камеру был прерван веревочной петлей, которую отец в преддверии неминуемого ареста накинул на собственную шею. Именно тогда четырнадцатилетняя Юля сказала себе, что больше никогда не допустит в своей жизни ничего, мешающего спокойному существованию. Родителей, как известно, не выбирают, но уж свою-то жизнь человек строит сам.
Как только муж Борис взялся за частную практику, Юлия Николаевна сразу же поставила вопрос ребром:
– Или ты даешь мне слово, что мы будем жить честно, или я немедленно ухожу и развожусь с тобой, – решительно заявила она. – Я свое уже в детстве отбоялась, когда родители на каждый шорох по ночам вскакивали. Больше я этого не потерплю.
Ей казалось, что Борис Михайлович понял ее, во всяком случае, возвращаться к этому разговору им не приходилось. Муж не возражал, когда Юлия взялась за контроль финансовых дел и отношений с налоговыми органами, и это позволило ей быть уверенной в том, что он ничего от нее не скрывает. Неужели все-таки он утаивает часть доходов? И пускает эту «заначку» в коммерческий оборот, ввязываясь в сомнительный бизнес. А если не в просто сомнительный, а преступный? И вот теперь подельники устраивают с Борисом какие-то разборки. Никакого другого объяснения испугу и нервозности мужа Юлия Николаевна придумать не могла. Тем не менее все ее попытки прояснить ситуацию ни к чему не приводили. В свободное от консультаций время Борис Михайлович подолгу сидел в своем кабинете, методично перебирая книги и бумаги, будто что-то искал, но на вопросы супруги отвечал как-то невнятно.
– Боря, ну скажи мне честно, что у тебя украли? – ежедневно спрашивала Юлия Николаевна.
– Ничего, – рассеянно отвечал Борис Михайлович. – В том-то весь и ужас, что ничего.
– Я тебе не верю. Если ничего не пропало, то почему ты с ума сходишь? И что ты все время ищешь? Ты не можешь что-то найти и думаешь, что у тебя украли именно это? – допытывалась она.
– Да не ищу я ничего! – взрывался муж. – Оставь меня в покое.
– У тебя были деньги, о которых я не знала? Почему ты скрываешь от меня? Мы же договорились, Борис…
– Не было у меня никаких денег! Сколько можно повторять одно и то же? Не было.
Юлия Николаевна обиженно замолкала и уходила в спальню, однако уже через некоторое время обида отступала под натиском тревоги. Ведь как все просто, если разобраться: в доме есть деньги, их при желании можно найти, это несложно, но они не тронуты. И драгоценности есть, тоже все целы, лежат на своих местах. Так что же привлекло воров? Ответ очевиден: их интересовали совсем другие деньги, наверняка куда более значительные по сумме и сомнительные по происхождению. Более того, преступники знали, что эти деньги лежат отдельно, и знали, где именно. Какой отсюда вывод? У Бориса есть какие-то хитрые денежные дела, которые он ведет втайне от жены, и в этих делах есть, мягко говоря, хорошо информированные компаньоны, а грубо выражаясь – сволочные сообщники. Этого еще не хватало в хорошо устроенной и устоявшейся жизни Юлии Николаевны! Мало ей нервотрепки в школьные годы, так теперь еще нужно из-за мужниных глупостей трястись от страха. Муж обманывает ее, это теперь яснее ясного.
Но не это самое плохое. Дело в другом. Тогда, много лет назад, она была совсем ребенком, и что бы ни натворил ее отец, ответственности за это не несла. Теперь другой разговор. Если вдруг окажется, что Борис нечист в своих денежных отношениях с государством, то вина падет и на нее. Кто поверит, что она ничего не знала и ни в чем не участвовала? Не зря же говорят: муж и жена – одна сатана. И если случится скандал, то и она, Юлия Николаевна Готовчиц, будет замарана. Она, пламенный борец за налоговую дисциплину, она, депутат Готовчиц, журналистка, сделавшая себе имя на разоблачениях нечистоплотных политиков. И прощай, репутация! Ну как же Борис этого не понимает? Ведь сколько раз говорила, просила, убеждала…