– Потому что это ключи Инессы.

– Да вы что?!

На лице у Полины Петровны отразилась смесь ужаса и отвращения, словно сам факт прикосновения к ключам убитой женщины был равен прикосновению к окровавленному трупу.

– Ой, Господи, – запричитала она, – это ж я вещь колдуньи-покойницы в своем доме хранила! Ой, батюшки! Как бы беды не было.

Татьяне стало смешно. Только что эта славная, добродушная женщина твердо заявляла о своем непоколебимом атеизме и о неверии во всякие таинственные силы, а сама так по-детски испугалась, узнав о ключах колдуньи.

– Не будет беды, Полина Петровна, не переживайте. Вы же не знали, чьи они, – успокоила ее Татьяна. – А я их заберу, и все будет в порядке. Скажите мне точно, когда вы их нашли.

– Да где-то… – Полина Петровна задумалась, наморщив лоб. – Где-то в начале апреля, кажется. Да, в начале апреля, снег-то как раз сошел.

Значит, в начале апреля. Понятно, почему оперативники ничего об этом не знали. Поквартирный обход проводился сразу после обнаружения трупа Инессы, а это было намного раньше, чем сошел снег.

– Сможете показать, где именно они лежали?

– Конечно, я помню. Сразу из подъезда направо, возле урны. Да нет, я и в самом деле лучше покажу. Витя, Вова! – крикнула она.

Тут же в дверном проеме появились две мордашки, по уши перепачканные шоколадом, которым, вероятно, было облито печенье.

– Что, баба? – хором произнесли двойняшки.

– Я сейчас выйду вместе с тетей ровно на десять минут. Без меня не бояться и не хулиганить. Вопросы есть?

– Не-ет! – так же хором ответили пацаны.

Полина Петровна накинула на плечи шаль и открыла входную дверь.

– Пойдемте, – сказала она Татьяне.

Вместе они спустились вниз. Выйдя из подъезда, Полина Петровна пошла направо и метра через три остановилась.

– Вот здесь у нас урна стояла, и кому понадобилось ее убирать? Кому она мешала? Сколько я в этом доме живу, столько урна здесь была, а теперь как Москву начали к юбилею в порядок приводить, так урна исчезла. Ведь наоборот должно быть, я так считаю: если порядок наводить, так надо через каждые десять метров по урне поставить, верно? Чтобы любой человек, если надо что-то выбросить, сразу видел, куда. А то ведь что получается? Ребятишки мороженое съели, а бумажку грязную в карман, что ли, запихивать? Конечно, бросают прямо на тротуар, потому что больше некуда. А потом удивляемся, что город у нас грязный.

– И давно урну убрали? – поинтересовалась Татьяна, разглядывая место, которое показала ей Полина Петровна.

– Да нет, недели две, наверное. Когда я ключи нашла, она еще стояла.

– Хорошо, Полина Петровна, спасибо вам. Вы возвращайтесь домой, у вас же малыши безнадзорные остались, как бы не натворили чего.

– Эти-то? – усмехнулась женщина. – Эти не натворят. Вот внуки были – это да, та еще песня, ни на секунду оставить нельзя было, обязательно что-нибудь разобьют или сломают. А эти у меня вышколенные, я им бегать и возиться разрешаю сколько угодно, но они накрепко усвоили: если баба Поля сказала, что нельзя, – значит, нельзя. И пикнуть не посмеют. Я пока внуков растила, самое главное правило поняла.

– И какое же? – с интересом спросила Татьяна. Эта женщина с каждой минутой нравилась ей все больше и больше.

– Надо с младенчества приучать ребенка к тому, что есть слово «можно» и есть слово «нельзя». И эти слова – святые. Сказано, что можно играть и шуметь, – играйте сколько влезет, бегайте где хотите, я вам слова не скажу. Но если я сказала «нельзя», значит, все, никаких поблажек и исключений. Если нельзя садиться за стол с немытыми руками, то всем нельзя, и их родителям, и бабушкам с дедушками, и мне, прабабке. Как только ребенок хоть один раз увидит, что всем нельзя, а кому-то можно, – всё, считай, дело пропало. Больше он ни одного твоего слова не усвоит.

Попрощавшись с Полиной Петровной, Татьяна двинулась в сторону метро, обдумывая то, что произошло. Ключи Пашковой она узнала сразу, ей даже не нужно было подходить к ее квартире и проверять, подойдут ли они к замку. Ключи были очень приметные: у Пашковой стояли две стальные двери с сейфовыми замками итальянского производства. И обе они были заперты, когда по вызову соседей приехала милиция. Точнее, не заперты на четыре оборота ключа, а просто захлопнуты. Убийце не нужны были ключи, чтобы закрыть за собой двери. Но они были нужны, чтобы войти в квартиру.

Нет, что-то не так… Убийца каким-то хитрым способом умудряется сделать копии с ключей Пашковой, чтобы беспрепятственно проникнуть в квартиру с целью совершения убийства хозяйки. Или с целью совершения кражи, например, которая ввиду непредвиденного присутствия Инессы дома превратилась в разбойное нападение и убийство. Допустим. Будет ли в таком случае преступник вешать эти ключи на кольцо с брелоком? Не будет. Это полная глупость.

Другой вариант. Преступник проникает в квартиру, истязает и пытает хозяйку, а уходя, прихватывает с собой второй комплект хозяйских ключей, которые выбрасывает, едва выйдя из подъезда. А зачем он вообще их брал? Тоже глупость.

Третий вариант. У преступника не было ключей, Пашкова сама впустила его в квартиру. Далее – как в варианте номер два. Забирает вторые ключи и выбрасывает их. Но зачем? Зачем?

То, что ключи именно вторые, а не первые, сомнений не вызывает, потому что точно такой же комплект из двух ключей от сейфовых замков на кольце с брелоком лежал в прихожей на полочке рядом с входной дверью. Разница была только в том, что брелок был другим и в комплекте Пашковой наличествовал ключик от почтового ящика. Так что первым, основным комплектом был именно тот, который обнаружили в квартире. Там же, на полочке, лежали ключи от машины Инессы и от гаража, стало быть, это было место привычного хранения ключей, которыми Пашкова пользовалась постоянно.

Что же за хитрость такая с этими вторыми ключами? Кто их взял и зачем выбросил?

Глава 16

Нет, все-таки жизнь прекрасна! Черт возьми, она прекрасна и удивительна! Особенно когда знаешь, что не придется через минуту умереть. Я даже к Вике стал относиться более терпимо. Она, кажется, воспряла духом, поняв, что можно получить желаемое, не пачкая руки в крови. Во всяком случае, теперь она ведет себя со мной куда более дружелюбно и уже не повторяет через каждые пять минут, что я сошел с ума.

– Где ты будешь жить? – спрашивает она меня ежедневно, как будто я могу дать не тот ответ, что давал накануне.

– Не беспокойся обо мне, на улице я не останусь, – отвечаю я всякий раз одно и то же.

– Ты переедешь к ней? – спрашивает она снова, подразумевая выдуманную мною женщину, которая ждет от меня ребенка и ради которой я развелся.