— Я бы добавил, сир, чтобы стороны тяжбы в третейском суде предварительно клялись на Святом Евангелии, что выполнят любое решение этого суда. Чтобы отказ выполнять приговор третейского судьи квалифицировался как клятвопреступление, и за это судил бы отказчика уже городской уголовный суд.
— Есть в ваших словах рациональное зерно истины, доктор. Суд без силы приведения своего решения в жизнь только дискредитирует само понятие суда. Но тут лучше не криминализировать хозяйственный спор. Кто отказался дать присягу на Евангелии, что выполнит любое решение третейского суда, ПОСЛЕ того как он сам дал свое согласие на выбор конкретной кандидатуры судьи, считается автоматически проигравшим тяжбу. И все.
Выплеснул в окно выдохшийся сидр из кубка, налил белого анжуйского вина себе и легисту.
— Пейте, доктор. Вы это заслужили.
— Благодарю вас, сир. Пить действительно уже хочется.
Выпили.
Налили еще и снова выпили.
— Таким образом, городская округа становится отдельным сенешальством, — дошло до меня. — А за права и обязанности сенешаля город мне платит?
— Да, сир. Это оговаривалось отдельно.
— Сколько?
— Пока это предмет спора.
— Хотя бы примерно?
— От пяти до девяти тысяч флоринов.
— Не разбежались… Жмоты. Как думаете, доктор, сойдемся мы с ними на восьми тысячах золотых?
— Так, сир. Думаю, что на эту сумму они согласятся, но поторгуются от души.
— Тогда мы поднимем на две тысячи плату за права сеньора, — усмехнулся я.
— Думаю, это возможно, сир, — улыбнулся легист.
— И еще. Обязательна бесплатная стоянка в порту моих военных кораблей, у которых будет особый флаг. За провиант, снасти, паруса и прочий ремонт они будут платить по справедливой цене. Пресная вода — бесплатно. Но может так получиться, что им потребуется это сделать взаймы. Во время войны, к примеру. Тогда это будет мой долг с расчетом по годовому налогу. И еще — они кормят гарнизон моего замка и проходящие через город мои войска.
— Думаю, это пройдет, сир; со скрипом, но пройдет, хотя они и будут настаивать, что это ваши миллиты, вам их и кормить.
— Ответим: кто не хочет кормить свою армию — будет кормить чужую. И что в случае осады гарнизон будет оборонять город вместе с горожанами.
— Отлично сказано, сир. Можно я буду употреблять эту фразу при случае? — И легист повторил, смакуя слова голосом: — Кто не хочет кормить свою армию — будет кормить чужую. Белиссимо!
— Конечно, доктор, повторяйте сколько хотите. Меня интересует главное. Официально… Юридически… Город мой по статусу?
— Именно так, сир. Вы сюзерен Байонны, как виконт Беарна.
— Даже так? Объясните, почему не рея Наварры?
— Тут, сир, смысл в том, что в Наварре есть кортесы, которые вас ограничивают, как монарха, особенно в налогах и законодательстве. А в Беарне вы полноправный независимый сеньор и источник права.
Умеет крючкотвор порадовать четкой формулировкой, ничего не скажешь. Уважаю.
— Это хорошо. Это очень хорошо, — покатал я слова по языку. — Тогда следующей вашей целью, доктор, будет Дакс.
— Всегда рад служить вашему величеству. — С этими словами легист отвесил мне глубокий поклон.
Надо же, по поводу Дакса, который фактически принадлежит семье д’Альбре, даже глазом не моргнул, настолько он в себе уверен.
— Вы еще не назвали мне ваш гонорар в этой сделке… — упер я указательный палец в грудь легисту, а сам с грустью подумал, что денег у меня может и не хватить, такой-то акуле…
— Не беспокойтесь, сир, за мои услуги мне заплатит город. Они считают, что так вернее.
— А как на самом деле?
— А на самом деле, сир, города должны стать самыми надежными вашими союзниками против своевольных феодалов.
— Теперь вы, доктор, сказали историческую фразу. Кстати, что там с церковной властью?
— Она подчинена архиепископу Гаскони. Но думается мне, что ваш дядя — кардинал, мог бы этот диоцез взять под себя, но это уже торг с папской курией в Риме. Тут я не силен.
— Ну что ж… Можно выходить на торжественные посиделки по поводу обретения городских вольностей путем отдачи себя под сюзеренитет другому монарху.
— И еще, сир, они хотят третью ярмарку в году.
— Пятую часть дохода с ярмарки — мне, и могут проводить ее уже на Рождество.
Повернулся к писцу, который все скромно конспектировал, стоя за конторкой:
— Бхутто, вызови мне Филиппа с короной и цепью.
Как только Бхутто вышел за дверь, я тихо спросил легиста:
— И это все, что можно было вытрясти с этих жирных буржуа?
— Сир, при желании можно было вытрясти с Байонны и в три раза больше денег, только зачем? — так же тихо ответил мне легист. — Я так понимаю, что вы предпочитаете овец ежегодно стричь, чем один раз содрать с них шерсть вместе со шкурой. Они также должны считать, что от этой сделки выиграли больше, чем вы, сир, и хвалиться этим по городу, иначе их горожане не поймут. Те также хотят выгод, хотя бы мнимых. И как вы, патриции тоже не будут распространяться, что истинные их цели лежат совсем в другой плоскости. Впрочем, можно добавить тезис о том, что вы вправе потребовать с города внеочередной заем, в случае войны, к примеру.
— Оформляй.
Тут появился Филипп, и за ним — Бхутто.
На меня торжественно надели цепь и корону. Вот только в руках скипетра не хватает. Руки деть некуда.
Вздохнув, я выразился в никуда:
— В путь так в путь — сказал кабальеро своему коню, падая в пропасть.
Операция по отжатию города Байонны от короны франков вошла в свою заключительную стадию, в которой все зависело уже только от меня. От того, насколько я сумею понравиться этим хитрым и жадным буржуям, которые всегда себе на уме и с фигой в кармане. Показаться им покладистым и закулисно управляемым. Пацаном неопытным, которого не грех и вокруг пальца обвести. Рыцарственным подростком, для которого главное — игра в солдатики, а не торговля и экономика.
Бескровным рейдерским захватом Байонны я отрезал себе все пути к отступлению.
Этим деянием я объявлял Пауку феодальную войну, и назад уже пути не будет.
Кровь прольется обязательно, только немного позже. Когда до всех дойдет, что именно случилось в замке Дьюртубие золотой осенью тысяча четыреста восемьдесят первого года от воплощения Господа нашего на земле. Где мантия заменила шпагу.
Ой, мля… что будет?
Что будет, то и будет. Всяко лучше, чем тупо ждать, когда тебя отравят.
До чего мне эти посиделки с байоннскими патрициями напоминают старые советские партсобрания или скорее — заседания партхозактива. Черный с белым не берите, «да» и «нет» не говорите… Ритуал значит больше, чем его содержание. Речи сплошь хвалебные, про то, какой я красивый и как при моем сюзеренитете заживет хорошо и счастливо город Байонна.