— Могу я сесть?
— Садитесь, если хотите, — она указала на стул. — Уберите только вещи оттуда.
Я снял со стула шелковое платье — в нем она была на вечере, и мне показалось, что оно еще сохранило тепло ее тела, — и положил его на небольшой письменный стол. Потом сел, а она улеглась на постели, опершись локтем на гору подушек. Пеньюар при этом распахнулся, обнажив ее ноги. Они были такие же длинные, как и у сестры, но несколько полнее. Стройненькая, подумал я. В комнате стоял легкий аромат духов. Она, видно, перед сном протирала лицо, и оно блестело в свете лампы у изголовья кровати.
Меня грызла досада.
— Юнис, я пришел объяснить, — начал я.
— Нечего объяснять. Перепутали свидания — вот и все.
— Неужели вы думаете, что я позвал к себе эту девочку?
— Мне незачем и думать. Она лежала в вашей постели. И вовсе уж не девочка. Вполне пригодная, я бы сказала, — как-то вяло и утомленно проговорила она. — Одна из нас была лишней. И я ушла.
— Сегодня, когда наконец мы…
— И у меня было такое же ощущение, — криво усмехнулась она.
— Мне давно следовало быть посмелее, — беспомощно махнул я рукой. — Но мы всегда были вместе с Майлсом и вашей сестрой.
— Да, с этой парочкой. А разве моя сестра не поучала вас, что со мной можно не церемониться? Она любит выставлять меня самой сумасбродной девушкой в Лондоне. Стерва.
— О чем вы говорите? — озадаченно спросил я.
— Не обращайте внимания. — Откинувшись на подушки, она закрыла лицо руками и продолжала глухим голосом: — Вам следует понять, что не ради вас я приехала в Цюрих. Кем бы вы ни были. Хотя вы оказались много лучше, чем я обычно представляла себе американцев.
— Благодарю, — поклонился я. — Давайте все же забудем об этом инциденте в моей комнате.
— Что вы, я и впрямь должна быть благодарна этой голой толстушке. Ведь я пошла к вам по совершенно нелепому побуждению. «Как это понять?
— А так, что ни вы, ни я тут ни при чем.
— А кто же тогда?
— Майлс Фабиан, — горько призналась она. — Я хотела показать ему…
— Что показать?
— Что мне наплевать на него. И что я могу быть такой же, как он. — Еще сильнее прижав руки к лицу, она разрыдалась. Как видно, мне было суждено, чтобы вся эта ночь прошла в женских слезах.
— Может, у вас найдется и более убедительное объяснение?
— Не будьте балдой, американец. Я люблю Майлса. Люблю с того дня, когда впервые встретила его. Несколько лет назад просила его жениться на мне. Но он сбежал. Прямо в ручки моей сестрицы.
— О-о, — было единственное, что я смог произнести. Она отняла ладони от лица. Слезинки блестели на ее щеках, но выражение лица было спокойным, как у человека, который отвел душу.
— Поторопитесь к себе, — сказала она. — Возможно, эта толстушка еще ждет вас. И тогда ночь не пропадет даром.
Вернувшись, я обнаружил, что Диди уже ушла, оставив на столе записку, написанную крупным школьным почерком: «Взяла вашу куртку. На память. Но можете прийти за ней. Вы знаете, где я. С любовью, Диди».
Едва я отложил записку, как зазвонил телефон. Мне не хотелось отвечать, в эту ночь я уже не ждал ничего доброго. Сняв трубку, я услыхал голос Фабиана.
— Надеюсь, что не перебил вас на самом интересном месте, — посмеиваясь, сказал он. — Спешу оповестить, что случилось. — После паузы послышался легкий вздох, и он продолжил: — Плохи дела, друг мой. Слоуну дьявольски везло. Мы проиграли.
— Много?
— Около тридцати тысяч.
— Франков?
— Нет, долларов.
Я выругался и повесил трубку.
На другой день с утра все пошло кувырком. Я не мог заснуть почти до рассвета, а когда в десять часов заказал по телефону завтрак, мне вместе с ним подали письмо от Юнис.
«Милый друг, в девять утра уезжаю из Гштаада. Причина отъезда вам, конечно, понятна. Привет».
Как было не понять.
Затем позвонил Фабиан и попросил встретиться с ним в одиннадцать часов у здания местного банка.
Потом меня арестовали. Или одно время казалось, что арестовали.
Едва я начал бриться, с отвращением глядя в зеркало на свое помятое невыспавшееся лицо с покрасневшими глазами, ко мне постучали. С мыльной пеной на щеках я подошел к двери и, открыв ее, увидел перед собой одного из дежурных администраторов отеля, корректного молодого человека в темном костюме и безукоризненно белой рубашке, и рядом с ним седовласого, стриженного ежиком низенького толстяка в шинели, подпоясанной ремнем.
— Разрешите войти? — спросил администратор.
— Как видите, я бреюсь и не одет. — Стоял я босиком в одной лишь пижаме. — Не обождете ли несколько минут?
Администратор по-немецки обратился к толстяку в шинели, и тот коротко ответил: «Nein». [15]
— Офицер полиции Бругельман говорит, что нельзя ждать, — сказал администратор.
Вслед за тем полицейский прошел прямо в комнату.
— После вас, мистер Граймс, — слегка поклонился администратор, пропуская меня вперед.
Я зашел в ванную, стер с лица мыльную пену и надел халат. Полицейский остановился посреди комнаты, подозрительно осматриваясь. Он внимательно оглядел столик, где лежал мой бумажник и кошелек с мелочью, и два чемодана, стоявших у окна.
Вот так на, подумал я, это, наверно, связано с Диди. Они ищут ее и полагают, что найдут у меня. Бог его знает, какие у них в Швейцарии законы. Говорят, тут в каждом кантоне свой закон.
— Чем вызвано такое бесцеремонное вторжение ко мне? Прошу немедленно объяснить, — как можно тверже сказал я.
Снова администратор быстро заговорил по-немецки с полицейским. Тот кивал. У него был какой-то тугой механический кивок. Толстая шея складками выпирала из воротника.
— Офицер полиции Бругельман поручил мне все объяснить, — сказал администратор. — Коротко говоря, мистер Граймс, в отеле прошлой ночью совершена кража. На пятом этаже. Исчезло бриллиантовое колье весьма большой ценности.
Юнис жила в номере на пятом этаже, почему-то мелькнуло у меня в голове.
— Какое это имеет отношение ко мне? — с чувством облегчения спросил я. По крайней мере, ничто тут не связано с Диди.
Опять начался разговор по-немецки.
— Прошлой ночью заметили, как вы крадучись шли по коридору пятого этажа, — пояснил администратор.
— Я был у своей знакомой и шел вовсе не крадучись.
— Мне приходится просто переводить, — извиняющимся тоном сказал администратор. Он, видимо, был не рад тому, что знание английского языка втянуло его в такую историю.