— С удовольствием, — ответил Джек.
У меня были своеобразные представления о чести. В те годы.
Другой вечер. Они снимали в павильоне. Работа закончилась в двенадцатом часу, и Карлотта снова предложила Джеку отвезти ее домой, поскольку автомобиль актрисы после очередной аварии находился в мастерской — меняли облицовку радиатора. Она неплохо водила машину, но увлекалась скоростью и часто попадала в аварии.
Они молча ехали по извилистой дороге вдоль каньона в сторону дома Карлотты. Время от времени собака актрисы, громадная бельгийская овчарка, которую она брала с собой повсюду, тянулась с заднего сиденья к хозяйке, лизала ее шею; Карлотта отталкивала пса, произнося: «Черт возьми, Бастер, веди себя прилично». Тяжело, обиженно дыша, пес отодвигался назад; из его раскрытой пасти свисал длинный язык. Спустя некоторое время он снова тянулся к хозяйке.
Карлотта иногда посматривала на сидящего за рулем Джека; ее треугольное бледное лицо выражало насмешливый интерес. Он уже в который раз с вечера свадьбы замечал этот ее взгляд — волнующий, ироничный, дразнящий. Джек старался не оставаться с ней наедине и не смотреть на нее слишком часто, но неиссякаемая энергия Карлотты, чувственность ее лица, оттенок недоброго любопытства на нем действовали на его воображение, преследовали в сновидениях.
— Ты прекрасно владеешь собой, да? — сказала Карлотта. — Не то что ласковый, простодушный старина Бастер.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Джек, прекрасно понявший смысл сказанного ею.
— Ничего, — смеясь, произнесла Карлотта. — Ничего. Ты, случайно, живя на востоке, не дал обет грубить киноактрисам?
— Если я был груб, — церемонно произнес Джек, — прошу меня извинить.
— Ты хамишь тут всем, за это тебя и любят. Это город мазохистов. Чем сильнее их бьешь, тем большее удовольствие они получают. Не меняйся. Это убило бы твой шарм.
Ее манера говорить отличалась своеобразием. Она выросла в Техасе, в семье бурового мастера, у которого было семеро детей; отец Карлотты постоянно переезжал со своими домочадцами, словно цыган, с места на место в пределах штата, но в ее речи не было даже следа техасского акцента. Она два года, не жалея сил, занималась с учителем дикции и теперь говорила, как выпускница лучшей английской школы; Карлотта сознательно не употребляла некоторые разговорные обороты, подхваченные уже здесь. У нее был низкий голос, который она умело использовала; многие мужчины, знавшие Карлотту, испытывали в ее присутствии смущение, неловкость, потому что она была способна в любой момент высмеять глупость или претенциозность. На съемочной площадке Карлотта была собранной, самолюбивой, жестко отстаивающей свои интересы, уверенной в собственном таланте, беспощадной к любой неискренности. Делани сразу сказал Джеку: «Я постараюсь защитить тебя от нее, но ты и сам не зевай. Если на мгновение расслабишься, она тотчас задавит тебя в кадре».
В ее теле, вызывавшем всеобщее восхищение, казавшемся нежным и девичьим, таилась сила атлета; Карлотта не жалела времени на занятия спортом, она следила за своим питанием, как чемпион по боксу в тяжелом весе, готовящийся к соревнованиям. Карлотте исполнилось двадцать шесть, но она могла выглядеть на восемнадцать, когда ей это было надо. Она много читала, правда, без всякой системы; наверно, стремилась возместить недостаток образования, которое получила дочь постоянно переезжающего с места на место буровика, и ее мозг был хранилищем всевозможных сведений и цитат из самых неожиданных источников. Всецело поглощенная своей карьерой, она не выходила замуж.
Все это Джек узнал о ней за последние несколько недель. Сначала он восхищался Карлоттой, потом желал ее и наконец влюбился. Но до сих пор не признавался ей в своих чувствах.
Забравшись по серпантину на вершину холма, Джек остановил машину возле большого белого дома. Собака заскулила, спеша выбраться наружу.
— О Господи, — сказала Карлотта.
— Что случилось?
Карлотта указала на «кадиллак», стоявший у входной двери:
— Ко мне пожаловал гость. Тебе нельзя заходить.
— Почему?
— Гость будет ревновать.
— Кто он?
Джек уставился на автомобиль. Он был новым, огромным, дорогим, но в Голливуде это ничего не значило. Его хозяин мог наскрести тысячу долларов на первый взнос, надеясь разбогатеть в будущем. Сам Джек ездил на подержанном «форде» с откидным верхом.
— Кто он? — повторила Карлотта. — Неужели ты не знаешь?
— Нет.
— Ты меня разыгрываешь?
— Я обязан знать?
Карлотта рассмеялась; потянувшись к Джеку, она поцеловала его в лоб, как ребенка:
— Это за твою беспрецедентную для Голливуда неосведомленность.
Она назвала ему фамилию владельца «кадиллака». Это был Катцер, хозяин студии, человек, придумавший Джеку псевдоним.
— Я полагала, это всем известно, — небрежно сказала Карлотта. — Это началось еще за два дня до потопа.
— Он тебе нравится?
— Перестань скулить, Бастер, — обратилась она к собаке.
Катцер, разменявший пятый десяток, был женат и имел двоих детей. У него была лысина и маленькое брюшко; Катцер, как и любой другой человек его положения, внушал страх сотрудникам студии и служил для них объектом насмешек. Джек ни разу не слышал, чтобы кто-то заявил о своей симпатии к Катцеру.
— Скажем так, — произнесла Карлотта, — сегодня он мне не нравится.
— Передай ему от меня привет, — упавшим голосом сказал Джек. — Спокойной ночи.
Карлотта приоткрыла дверцу машины, потом решительно захлопнула ее.
— Я не хочу сейчас с тобой расставаться, — заявила она. — Хочу еще выпить.
— Я уверен, там найдется бутылка. — Джек указал на дом.
— Я хочу выпить с тобой, только с тобой. И не будь ты таким надутым. Успокойся, Бастер, не шуми. — Она прильнула к плечу Джека. — Ты знаешь, как отсюда доехать до твоего дома?
Джек бросил взгляд на таинственное, темное здание с зашторенными окнами и дорогим сверкающим лимузином у подъезда. Затем он завел мотор «форда», быстро развернулся и поехал вниз по извилистой горной дороге.
Джек снимал квартиру в доме, расположенном в бедном районе Беверли-Хиллз, куда не доходил трамвай. Здание имело форму каре, войти в подъезд можно было через арку и густой сад, разбитый во дворе и рассеченный надвое гравийной дорожкой.
Остановив машину, Джек увидел владельца соседнего коттеджа. Человек в подтяжках и рубашке с короткими рукавами сосредоточенно поливал лужайку. Трудно было сказать, что выгнало его в столь поздний час на улицу — любовь к земле или отвращение к домашнему очагу.
Они вышли из «форда» и вслед за принюхивающейся собакой направились через арку во внутренний сад. Кое-где еще горел свет, а из одного окна доносились звуки радио — эстрадный ансамбль исполнял «Валенсию». Воздух был насыщен ароматом лавровых деревьев и эвкалиптов. Джек открыл дверь своей квартиры и тотчас зашторил окно, чтобы соседи не увидели их. Прежде чем он повернул выключатель, Карлотта преградила ему путь к стене и замерла в темноте.