Book.

– Ты его видел? – Эйвери была готова вступить с обидчиком в бой.

– Нет, я ничего не видел. Дай мне платок, – повторил он.

Эдди достал платок из кармана. Эйвери выхватила его у Эдди из рук и приложила к царапине у самых корней волос.

– Спасибо. Теперь помоги мне подняться.

– Я не уверена, что тебе стоит подниматься, – забес­покоилась она.

– Я нормально себя чувствую. – Он неуверенно улыбнулся. – Только помоги мне оторвать задницу от земли, хорошо?

– Пристукнуть бы тебя за твои дурацкие шутки не ко времени.

– Извини. Тебя опередили.

Когда они с Эдди наконец помогли Тейту подняться, подбежал запыхавшийся Джек:

– Двое рабочих не согласны с твоей политикой. По­лиция их уже арестовала.

В дальнем углу площадки раздался какой-то шум. Кто-то поднял вверх плакаты против Ратледжа. «Ратледж – розовая свинья» – было написано на одном. «Голосовать за тронутого либерала? Вы что, сами тронулись?» – гла­сил другой. И еще: «Ратледж – вонючий комми».

– Пошли, – распорядился Эдди.

– Нет. – Сжатые губы Тейта побелели от боли и гне­ва. – Я приехал сюда пожать людям руки и призвать за себя голосовать, этим я и собираюсь заняться. Пара бутылкометателей меня не остановит.

– Тейт, Эдди прав. – Эйвери крепко сжала его руку. – Пусть этим теперь занимается полиция.

Она как будто пережила тысячу смертей, пока бежала к нему. Бежала и думала: «Вот оно. Я хотела это предот­вратить и не смогла». Случившееся ясно показало ей, на­сколько он уязвим. Как она сможет его защитить? Если кто-то очень захочет его убить, он сумеет это сделать. И ни она, никто другой не смогут этому помешать.

– Привет, я Тейт Ратледж. Я баллотируюсь в Сенат. – Тейт упрямо обернулся к стоявшему рядом с ним рабоче­му. Тот неуверенно посмотрел на его протянутую руку, потом оглянулся на стоявших рядом. И наконец пожал руку. – Я очень надеюсь на ваш голос в ноябре, – сказал он, прежде чем перейти к следующему. – Привет, я – Тейт Ратледж.

Наплевав на все советы, Тейт шел сквозь толпу, пра­вой рукой отвечая на пожатия, а левой прижимая к виску окровавленный платок. Эйвери никогда еще так не люби­ла его, как в эти минуты.

И никогда еще так не боялась за него.

– Как я выгляжу?

Тейт задал ей этот вопрос лишь после того, как с со­мнением посмотрел на свое отражение в зеркале. Он оста­вался на парковке до тех пор, пока те, кто закончил рабо­ту, не разъехались по домам, а следующая смена не отпра­вилась в цеха.

Только тогда он позволил ей и Эдди посадить себя в машину и отвезти в ближайшую больницу. Джек на вто­рой машине ехал за ними. В больнице Тейту наложили три шва и заклеили рану пластырем.

Эйвери прямо оттуда позвонила Нельсону и Зи, пото­му что знала, что если они узнают о случившемся из ново­стей, то будут безумно волноваться. Они потребовали к телефону самого Тейта. Он шутил по поводу инцидента, хотя Эйвери видела, как он только что с благодарностью принял болеутоляющее, которое дала ему сестра.

В вестибюле «Адольфуса» их ждала куча репортеров.

– Постарайтесь, чтобы они сделали снимки твоего измазанного кровью костюма, – сквозь зубы процедил Эдди.

За такие слова она с наслаждением выцарапала бы ему глаза.

– Сволочь ты.

– Я просто делаю свою работу, – спокойно ответил он. – Надо выжимать максимум из любой ситуации.

От возмущения она даже не нашлась, что ответить. Кроме того, они в этот момент как раз прокладывали себе путь к лифту. У двери номера она обернулась к Джеку и Эдди, которые собирались войти следом за ними.

– Тейт сейчас ляжет. Нужно время, чтобы подейство­вало болеутоляющее, – заявила она, пресекая возражения заранее. – Я скажу телефонистке, чтобы она нас ни с кем не соединяла.

– Он должен сделать какое-нибудь заявление.

– Ты его и напишешь, – сказала она Джеку. – Про­сто вспомни, что он говорил. На обратном пути он ска­зал, что не собирается подавать в суд на человека, кото­рый кинул в него бутылку, хотя ненавидит насилие и счи­тает его самой примитивной формой самовыражения. Так же он не будет предъявлять претензий ко всей этой группе из-за действий одного из ее членов. Уверена, у тебя все отлично получится.

– Я зайду за вами в семь тридцать, – сказал Эдди, направляясь к своей комнате. Потом обернулся и добавил: – Ровно.

Тейт немного поспал, потом посмотрел новости, при­нял душ и переоделся.

– Ну как?

– Очень соблазнительно, – окинув его задумчивым взглядом, похвалила она. Прядь волос очень мило при­крывала рану. – Повязка придает твоей весьма добропо­рядочной внешности залихватский вид.

– Что ж, – пробормотал он, – и то хорошо. Но бо­лит чертовски.

Эйвери придвинулась поближе и с состраданием по­смотрела на него:

– Мы можем не ходить.

– Эдди этого не вынесет.

– Ну и пусть. Все остальные поймут. Если Майкл Джексон отменяет концерт из-за расстройства желудка и не боится разочарования тысячи поклонников, то ты мо­жешь не пойти на ужин и огорчить какую-то пару сотен.

– Но поклонники Майкла Джексона не платят по две­сти долларов за место каждый. Он может себе позволить отменять выступления. Я – нет.

– Прими хотя бы еще таблетку.

Он покачал головой:

– Уж если я пойду, то должен полностью собой вла­деть.

– Господи, как же ты упрям! Точно так же ты и днем не ушел.

– Это отлично смотрелось в вечерних новостях.

Она нахмурилась:

– Ты сейчас говоришь, как Эдди. Ты баллотируешься в Сенат, а не пытаешься завоевать звание лучшей мишени года, которую может поразить любой, кому не нравится эта система. Ты не должен подвергать свою жизнь опас­ности только потому, что это хорошо смотрится в вечер­них новостях.

– Слушай, я не помчался за этим типом и не вышиб ему мозги именно из-за того, что баллотируюсь в Сенат.

– Ага, это мне уже нравится. Кандидат, который от­крыто говорит, что думает.

Они расхохотались, но потом смех вдруг стих. Он с нежностью посмотрел на нее:

– Это мое любимое платье. Ты выглядишь сногсши­бательно.

– Спасибо.

На ней было черное платье для коктейля, которое ему нравилось.

– Сегодня днем я вел себя как последний негодяй.

– Ты сказал несколько обидных вещей.

– Знаю, – признал он. – Я это сделал специально. Частично из-за того…

Раздался стук в дверь.