Дабы сохранить дружбу, Деймон и Фицджеральд заключили молчаливое соглашение о том, что не будут посягать на тех женщин, которых привел другой. Договор этот не нарушался даже во время самых разнузданных оргий. Так продолжалось до тех пор, пока Деймон не привел в дом Антуанетту.
Она вскоре стала неотъемлемой частью их жизни. Три или четыре раза в неделю она спала с Деймоном и даже решалась на приготовление еды в те редкие моменты, когда у Фицджеральда иссякал запас его поварих.
Радуясь дневной тишине бара, Деймон, которому теперь угрожали не субмарины, а совсем другие напасти, пошел по второму кругу.
– Сделайте на этот раз двойное, – сказал он бармену.
Хотя с самого завтрака у него во рту не было ни крошки и пил он на пустой желудок, виски не оказывало на него никакого действия.
Он оставался трезвым, грустно вспоминая те буйные годы и тот единственный момент, когда ему стало по-настоящему плохо рядом с Фицджеральдом.
Вернувшись с работы домой, Деймон сразу понял: что-то не так. Был холодный вечер из тех, которые часто случаются зимой в Нью-Йорке. Шагая домой из агентства мистера Грея, Деймон промерз до костей, и ему не терпелось выпить, устроившись у камина, который, как он полагал, догадался разжечь Фицджеральд.
Но огня в камине не было, а Морис с налитыми кровью глазами все еще пребывал в халате, и это говорило о том, что он весь день не выходил из дома. Не очень устойчиво держась на ногах, он со стаканом в руке расхаживал по гостинной. Деймон с первого взгляда определил, что Фицджеральд пьет всю вторую половину дня. Морис никогда не пил перед спектаклем, а как раз в этот вечер ему предстоял выход на сцену.
Появление Деймона в гостиной, казалось, смутило Фицджеральда.
– О, – произнес он, поднимая стакан, – ты застал меня в момент совершения непростительного для служителя муз преступления. Актер собирается выйти на сцену од воздействием винных паров.
– Что случилось, Морис?
– А случилось то, что я – дерьмо, если это вообще можно считать открытием в такой день и в моем возрасте. Выпей со мной. Нам обоим это очень может понадобиться.
– До подъема занавеса, Морис, меньше трех часов.
– Я могу сыграть это коммерческое бродвейское дерьмо даже во сне, – презрительно заметил Фицджеральд. – Более того, я могу позволить занавесу подняться без меня, и пусть публика догадывается, кого из персонажей не хватает.
– Перестань, Морис. В чем все-таки дело?
– Хорошо, хорошо, нянька ты моя. – Фицджеральд подошел к столу, на котором они держали бутылки, лед и посуду. – Вот, позволь мне самому приготовить тебе выпивку. Все горничные разбежались. И вовремя, надо сказать. – Когда он наливал виски Деймону и пополнял свою посуду, его руки тряслись, а горлышко бутылки стучало о края стаканов.
Выплескивая виски из обоих стаканов, Морис проковылял через всю комнату к тому месту, где стоял Деймон. Деймон взял стакан, отпил немного и уселся.
– Вот это правильно, дорогой друг, сиди. Разговор будет долгим.
– О'кей, Морис, – сказал Деймон, – в чем дело?
– А дело в Антуанетте, – ответил Фицджеральд, или, точнее, в ней и в твоем добром друге, нареченном при рождении Морисом – внебрачном сыне Джеральда.
– Ты все еще ничего не сказал, – произнес Деймон ровным голосом, хотя ему страшно хотелось придушить этого человека, с которым он бок о бок прошел войну, а после ее окончания провел сотни безумных ночей.
– А ты все еще не догадался? – Фицджеральд, как видел Деймон, пытался произвести впечатление кающегося грешника, но хотя Морис и был в стельку пьян, по его роже можно было заметить, что он хитрит.
– Нет, – ответил Деймон, – не догадался.
– Благословенны будьте невинные, живущие в столь черном мире.
Фицджеральд неожиданно швырнул свой стакан в камин. Виски забрызгало пол, стакан разлетелся вдребезги, ударившись о решетку камина.
– И сколько же времени это между вами продолжается? – спросил Деймон, все еще ухитряясь говорить негромко.
Он не желал слышать ни подробностей, ни объяснений, ли оправданий. Ему лишь хотелось поскорее избавиться от нависавшей над ним опухшей хитроватой физиономии. Вопрос последовал автоматически.
– Месяц. Ровно столько времени, сколько нужно для того, чтобы леди сделала окончательный выбор.
– Боже, – сказал Деймон, – ведь она спала со мной эти субботу и воскресенье. Да и прошлой ночью тоже. Ты находился в соседней комнате.
– Amor omnia vincit, а может быть, Omnia amor vincit. Одним словом: «Любовь побеждает все». Мужчин и женщин. Хороших друзей. Женщин и мужчин. Диких зверей в джунглях.
– И ты намерен на ней жениться?
– В свое время, – ответил Фицджеральд. – Пока же надо почистить палубы и выразить свои сожаления.
У Мориса была довольно продолжительная связь с одной из тех кулинарок, которых он приводил в дом. Преданность девицы переходила в надоедливую прилипчивость, и Деймон сообразил, что она одна из тех палуб, которые предстояло почистить.
– Спешить в церковь нужды нет, – пожал плечами Фицджеральд. – Думаю, мне в конце концов удастся сделать из Антуанетты порядочную женщину.
– Ну и дерьмо же ты, – с горечью бросил Деймон.
– Я первым это сказал, – ответил Морис, – но не возражаю против того, чтобы меня цитировали. Куда, будь она проклята, пропала моя выпивка?!
– Ты бросил ее в камин.
– «О светлый дух потерянной бутылки виски, которую теперь оплакивает ветер». Бессмертная строка из трудов Томаса Вульфа, знаменитого американского сочинителя. «О лист, о камень, о ненайденная дверь». Еще несколько слов того же автора. Боже, почему я не могу ничего забыть? Какое тяжкое бремя! Я никогда не забуду тебя, мой друг.
– Большое тебе спасибо, – сказал Деймон, вставая. – Я намерен сейчас же собрать вещи и убраться отсюда.
Фицджеральд протянул руку, чтобы задержать его:
– Нет. Ты не должен делать этого. Я – тот человек, который обязан удалиться.
– Я вовсе не в бешеном восторге от проживания в публичном доме, – сказал Деймон. – Особенно после того, как узнал, что означает красный фонарь в окне.
– Один из нас должен остаться, – заявил Фицджеральд. – Договор о найме действует еще целый год.
Деймон не знал, как поступить. Он не мог позволить себе полностью оплатить новое жилье и внести половину платы за старое.
– У меня есть к тебе пре… предложение, – продолжал Фицджеральд. – Бросим монету. Проигравший остается, а тот, кто выиграл, уматывает.
– О'кей, – со вздохом согласился Деймон.
– У тебя найдется монетка? – спросил Фицджеральд. – Вся моя мелочь на столе в комнате, а я, мой добрый друг, дрожу при мысли о том, что мне придется на секунду оставить тебя в одиночестве.