Вик повернулся, вновь они оказались лицом к лицу. Ухмылка исчезла, на лице отражались сожаление и печаль, Вик разом постарел на добрый десяток лет.
— Никогда не думал, что услышу такое от тебя.
— А я это сказал.
— Найди меня через двадцать лет.
Арчер промолчал.
Они стояли, прислушиваясь к жужжанию опускающейся кабины лифта. Стояли, не глядя друг на друга, высказав все, что хотели сказать.
— Что ж, — Арчер заметил, что Вик пытается улыбнуться, — тогда прощай, старина.
— Прощай, Вик.
Они не пожали друг другу руки. Арчер наблюдал, как Вик медленно пересекает холл, сунув руки в карманы, понурив голову. А потом, где-то на полпути к двери, он вдруг выпрямился, расправил плечи и остаток пути прошел легкой, пружинистой походкой, так хорошо знакомой Арчеру. Распахнув дверь, Вик Эррес растворился в ночи.
За спиной Арчера раскрылись двери кабины. Он вошел, повернулся к лифтеру:
— Четвертый этаж, пожалуйста.
Дежурная медсестра сидела за столиком, над ее головой перемигивались зеленые лампочки.
— Мистер Арчер, — позвала она, когда он проходил мимо, и он остановился. Медсестра встала, шагнула к нему. — Мы пытались вас найти. — На ее лице отражалось сочувствие, и Арчер уже знал, что за этим последует. — Мальчик умер. В час тридцать две.
— В час тридцать две? — тупо повторил Арчер.
— Мне очень жаль.
Арчер кивнул и зашагал по коридору к палате Китти. Темноту разгонял только отсвет уличных фонарей. В чуть приоткрытое окно врывался ветер с реки.
— Клемент? — донесся с кровати едва слышный шепот.
— Да, Китти. — Арчер прилагал все силы к тому, чтобы изгнать из голоса боль. Он снял шляпу, шагнул к кровати и сел, прямо в пальто. Различил на подушке белый овал лица Китти, поблескивающие широко раскрытые глаза. Не решился коснуться ее руки, потому что его руки еще не согрелись. — Как ты, дорогая?
— Я знаю, — тихо прошептала она. — Я позвонила, и мне сказали.
— Да, Китти.
— Я не собираюсь плакать. Я уже выплакала все, что могла.
— Попытайся заснуть.
— Позже. Ты что-нибудь выпил?
— Нет. Я… Я прогулялся к реке.
— На улице холодно?
— Да.
— От твоего пальто тянет холодом. И дует ветер, так?
— Не очень сильный.
— В этой комнате ветер издает такие странные звуки. Словно за окном шагают медсестры. — Китти помолчала. — Клемент, — в ее голосе слышались детский испуг и безмерная усталость, — Клемент, у нас все образуется?
— Да, Китти, — очень серьезно ответил Арчер.
— Ты говоришь это не потому, что хочешь подбодрить меня?
— Нет, Китти.
— Если ты разочаровался во мне, если не сможешь жить со мной после того, что я сделала, так и скажи, — шептала Китти. — Не надо гладить меня по шерстке.
Арчер просунул руку под ее плечи, потянул на себя, поцеловал в шею.
— Я так рада, — прошептала Китти. — Так рада.
Крепко прижимая ее к себе, ощущая сквозь пальто это хрупкое, измученное, любимое тело, Арчер с облегчением и надеждой думал о том, что их любовь выдержала и это испытание. Она выжила, думал Арчер, а значит, выживу и я.
— Отныне я буду лучше, чем раньше, — жарко шептала Китти ему в ухо. Она подняла руку, погладила Арчера по волосам. — Теперь я знаю, что у меня есть темная половина, и буду настороже. Прежде я так гордилась собой, считала себя такой сильной, думала, что я всегда все делаю правильно. Автоматически. Теперь я знаю: так не бывает. Темная половина, если не контролировать ее, иной раз может взять верх, и последствия этого ужасны. Но больше такого не случится, я буду держать ее под контролем, каждый день, каждый час, каждую минуту. Дорогой, мы попытаемся начать все сначала, не так ли? — шептала Китти. — Мы предпримем вторую попытку?
Арчер поцеловал ее.
— Да, Китти. Обязательно. — И осторожно опустил ее на подушку.
Глаза Китти сияли в темноте.
— Клемент, ты посидишь со мной, пока я не усну?
— Да, Китти.
— Спокойной ночи, — едва слышно выдохнула она.
— Спокойной ночи, дорогая.
Арчер поднялся, отошел к окну. Через мгновение он услышал ровное дыхание Китти. Выглянул в окно. Город замер в темноте. Арчер закрыл окно, опустил штору. А потом сел и долго смотрел на жену, крепко спящую в тихой палате.