– Верно, – согласился Антуан. Он не стал уточнять, что оплачивает гостиничные счета Майкл.
– Вы ведь можете играть в таком состоянии? – спросил Дэвис.
– Вполне, – ответил Антуан.
– Тогда по рукам?
– Что скажешь, Майкл?
Антуан вопросительно посмотрел на друга.
– В этом деле есть свои «за» и «против», – сказал Сторз, желая подразнить Антуана. – Но раз Джимми не настаивает на том, чтобы ты изменил своему вкусу…
– Я ничем не ограничиваю его репертуар, – сказал Дэвис, – лишь бы посетители не сбежали в «Монаднок». А если он уговорит Риту петь по уик-эндам, ей тоже кое-что перепадет.
– Ну, – нерешительно начал Антуан, – если вы не боитесь, что пианист на костылях повергнет вашу публику в уныние…
– Они к костылям привыкли, – заметил Дэвис. – Если в Грин-Холлоу переведутся калеки, туристы решат, что курорт потерял свой класс. Когда вы начнете?
– Сегодня вечером, если это вас устроит, мистер Дэвис.
– Договорились, Антуан.
Дэвис протянул руку, и француз пожал ее.
– После ленча я наведу порядок в вашей комнате, – пообещал он, покидая номер. На лице у Джимми сияла радостная улыбка, словно он заключил необыкновенно выгодную сделку.
– Ну, Майкл, – сказал Антуан, когда Дэвис вышел, – отныне у меня есть свой угол. Спасибо, теперь я, пожалуй, смогу вернуть тебе деньги. Хотя, – поспешно добавил он, – не воспринимай это как обещание. Тут, merci a Dieu [22] , никто не спрашивает у меня лицензию, профсоюзный билет, номер договора о социальном обеспечении или еще какое-нибудь нудное фашистское изобретение. Хотя, вероятно, я все же совершил ошибку, вернувшись к моему настоящему имени. Надо было придумать новое.
– Никто тебя не тронет. Джимми Дэвис накоротке с местными властями. Он понимает, что ты достался ему по дешевке. Так что по крайней мере до апреля он тебя в обиду не даст.
– Пожалуйста, не говори мне об апреле, – мрачно произнес Антуан. – А то ты становишься похож на Сьюзен. Она со школьной скамьи помнит басню «Стрекоза и муравей», и стоит мне совершить экстравагантный поступок, например, купить за сумасшедшие деньги у спекулянта билеты в театр или повести ее во французский ресторан, где цены просто грабительские, как она начинает декламировать: «La cigale, avant chante tout l'ete, se trouva fort depourvu, quand la bise fut venue». Что в переводе на английский означает: стрекоза, то есть я, пропела все лето, а зимой оказалась в дерьме. Не менять же мне характер из-за того, что она выучила в школе эту дурацкую басню! Произношение у нее, надо сказать, отвратительное.
Майкл засмеялся:
– Кстати, где она?
– Катается. Она небрежно помахала своей прелестной ручкой и оставила меня на смертном одре. Если бы эта девушка любила секс не меньше, чем лыжи, она стала бы величайшей куртизанкой после мадам Помпадур. Обещала вернуться к ленчу. Теперь, когда я прикован к кровати, она до тебя уже точно доберется.
– Верь мне.
– Человек со сломанной ногой не должен никому верить, это для него непозволительная роскошь. А особенно мужчине с твоей внешностью. Женщины в возрасте, возможно, любят инвалидов, но молодые их презирают.
– Это что, французская поговорка?
– Это убеждение человека, умудренного жизненным опытом, точнее – мое. Умоляю, не дай ей воспользоваться твоей минутной слабостью.
– Антуан, я не пойму, когда ты шутишь, а когда говоришь всерьез.
– Я тоже. В этом отчасти и заключается мой шарм. Лицом я не вышел, вот и приходится брать другим.
После ленча Майкл катался со Сьюзен. Приятная спутница, шаловливая и бесстрашная, она наслаждалась скоростью, приходила в восторг от солнечной погоды и переменчивых низких облаков, окутывавших горные вершины. Потом они зашли в «Монаднок» выпить чаю с ромом.
– Иногда я спрашиваю себя, – задумчиво сказала Сьюзен, – была бы я счастлива, если бы имела возможность кататься на лыжах каждый день. Наверное, нет. Когда я вижу людей, вся жизнь которых – один долгий отпуск, мне становится их жаль. Без работы и праздник не в радость.
– Тебе нравится твоя профессия?
– Да, я люблю ее. И даже не за конечный результат; я работаю не ради того, чтобы глупые женщины поверили в существование волшебной пудры или крема, который сделает их красивыми или хотя бы приятными. Я просто хорошо делаю свое дело. В нем всегда есть элемент неожиданности – а вдруг и правда мы найдем завтра средство, способное превратить гадких утят в прекрасных лебедей. Это стоило бы затраченных усилий, а?
– Наверное. – Майкл внимательно посмотрел на нее. В городе Сьюзен всегда казалась ходячей рекламой своей продукции, но сегодня она была без грима, даже не накрасила ногти.
– Вижу, ты заметил, что здесь я не пользуюсь косметикой. Не хочу оскорблять горы, – улыбнулась она и спросила его уже серьезно: – Ты, конечно, тут временно?
– Для меня лыжи не отдых, а работа, – ответил Майкл. – Мне за нее платят.
– Перестань, – нетерпеливо сказала она.
– В моей старой конторе было несколько мужчин, которые разделяли твое отношение к работе. Зная, что они занимаются делом отнюдь не жизненной важности и даже приносящим определенный вред, они радовались самому процессу труда и совсем не думали о зарплате. Выпив, мой шеф начинал хвастать, что по утрам он не может дождаться момента, когда сядет за свой стол, словно работа дана ему в награду. А денег он имел столько, что свободно мог позволить себе до конца жизни ничего не делать и ни о чем не беспокоиться.
– Не станешь же ты убеждать меня, что получаешь удовольствие, сопровождая на горе дам?
– Нет, не стану, – согласился Майкл. – Я выжидаю и осматриваюсь.
– Что выжидаешь?
– Просто выжидаю и осматриваюсь, – улыбнулся Майкл. – Конечно, если бы я был великим художником, поэтом, спортсменом или хотя бы считал себя таковым, я бы думал, что делаю нечто полезное, и, наверно, вел бы себя как мой шеф, рвущийся к столу. Или как Антуан, который доставляет людям столько радости своей игрой. Но я не отношусь ни к тем, ни к другим, ни к третьим. Я всего лишь жонглировал доходами, чужими доходами, хотя это и не главное, что мучило меня. После двенадцати лет работы я почувствовал, что нахожусь в пустоте. Кроме меня в этой пустоте суетились еще восемь миллионов, и все они делали вид, что не замечают ее. Здесь, хотя бы на мгновение, на пару недель или сезонов, мне удалось вырваться из пустоты. Сьюзен, – с грустью в голосе сказал Майкл. – После такого чудесного дня подобная тема кажется мне неуместной.
– Верно, – согласилась она, – тебе следовало бы похвалить меня за умение кататься, сказать, что ты покорен моей красотой и не можешь без меня жить.