Кое-кто засмеялся, и Майкл приветливо помахал рукой.
– Я впускаю к себе в душу немного света, Дейв, – сказал он.
– Следующий раз, когда ты надумаешь повторить эту процедуру, скажи мне. Я очищу все склоны от людей. Поработай с этой группой. Мне надо сходить в контору. Сделаешь с ними тысячу медленных, абсолютно контролируемых поворотов отсюда и до подножия горы.
– Слушаюсь, сэр, – весело ответил Майкл.
Калли с подчеркнутой осторожностью покатил вниз.
– Дамы и господа, надеюсь, вы слышали, что он сказал, – громко произнес Майкл. – Мы должны сделать тысячу медленных, абсолютно контролируемых поворотов. Давайте один раз повернем все вместе. Тогда до темноты нам останется всего девятьсот девяносто девять поворотов.
И действительно, когда они спустились к подножию горы, было уже темно; Майкл, бодро насвистывая, снял лыжи и понес их к машине.
Хорошее настроение не покинуло Майкла и на следующее утро, когда он отправился с Хеггенером в горы. Поднимаясь наверх, Хеггенер сказал:
– Ева милостиво разрешила мне отложить поездку в Нью-Йорк до следующей среды. Вы не могли бы составить мне компанию? Я не люблю ездить один, быстро устаю за рулем. Ева предложила отвезти меня, но тогда всю дорогу будут идти медицинские споры, а от них я устаю еще быстрее, чем от вождения.
– Конечно, могу, – согласился Майкл.
Они отлично покатались. Хеггенер был неутомим, лицо его посвежело, на губах появилась еле заметная довольная улыбка. Майклу казалось абсурдным, что совершенно здоровый на вид человек собирается лечь в больницу, но он ничего не сказал Хеггенеру.
– Как прекрасно прошло утро, – заметил Хеггенер, когда они подъехали к большому дому. – Теперь я легче перенесу больницу, во всяком случае, первую пару дней.
Ева уже ждала Майкла, она сказала, что хочет воспользоваться солнцем и хорошим снегом и пропустить для этого ленч; они уехали, оставив приветливо машущего им вслед Хеггенера между двумя колоннами.
На горе Майкл и Ева мало разговаривали; лавируя среди менее быстрых лыжников, они все внимание уделяли шлифовке своей техники.
Спустя некоторое время Ева сказала, что хочет перекусить, они зашли в кафе и взяли по бутерброду и чашке чая.
– Майкл, я слышала, в субботу вечером ты нажил себе неприятности.
– Кто тебе сказал?
Она пожала плечами:
– Город маленький. Новости распространяются быстро. Позволь заметить, твой выбор объекта для защиты – как бы это сказать – весьма странен.
– Она – мой старый друг.
– Это мне известно. У нее много старых друзей. Она – первая шлюха в городе.
– Не говори гадости, Ева, – тихо, стараясь, чтобы его не услышала молодежь, сидящая за соседним столиком, попросил Майкл.
– Андреас тоже один из ее старых друзей, – сказала Ева. – Ты знал?
– Я тебе не верю.
– Спроси его, – сказала Ева. – Думаю, ему будет приятно вспомнить. Она – его последний старый друг. Он объявил мне в ту пору, что не может больше спать со мной. Вероятно, болезнь уже ударила его, но тогда мы этого не понимали. Она совсем не в его вкусе, но город невелик, выбор тут небогатый. Возможно, он хотел доказать себе то, что не мог доказать мне. В последний раз почувствовать себя мужчиной. Я его не виню, он несчастный человек.
Майкл вспомнил о тех двух ночах, когда он безуспешно пытался что-то доказать себе – один раз это было с блондинкой, которую подцепил в «Золотом обруче», другой – с хорошей давнишней знакомой; его охватила жалость к своему другу Андреасу и ненависть к жене Хеггенера, столь прекрасно понимавшей мужчин.
– Оставим эту тему, – предложил он. – Меня не интересует, что здесь происходило до моего приезда.
– Позволь спросить: а что тебя интересует сейчас? – Ева с аппетитом откусила бутерброд.
– Твой муж, – ответил он. – Боюсь надоесть и рассердить тебя, но все же повторю: ты совершаешь ошибку, отправляя Андреаса в больницу.
– Надеюсь, ему ты этого не говорил?
– Нет. Но он выглядит прекрасно, а катается, как двадцатилетний юноша.
– Майкл, – резко сказала Ева, – ты сам не сознаешь, какой вред ему приносишь.
– Вред? – удивился Майкл. – Да он с каждым днем становится все сильней и сильней.
– Андреасу лишь кажется, что он становится сильней. А ты способствуешь этому заблуждению. К нему возвращается надежда.
– Что в этом плохого?
– Эта надежда – ложная, – категорическим тоном сказала Ева. – В любой момент может начаться рецидив, и тогда Андреас будет сломлен. По твоей вине.
– Что же я должен делать – говорить человеку, который начал возвращаться к жизни, что это обман, советовать ему закутаться в плед и ждать смерти?
– Очевидно, – саркастически заметила Ева, – ты разбираешься в подобных вопросах лучше врачей.
– Не исключено, – упрямо отозвался Майкл.
– Не делай этого хотя бы ради меня.
Упорство Евы, непоколебимая вера в то, что лишь ей одной известна истина, раздражали Майкла.
– У нас есть определенное соглашение, – жестко произнес он. – Я катаюсь с тобой ради денег и сплю ради удовольствия. Других пунктов в вашем контракте нет.
– Знаешь, – задумчиво сказала она, отказываясь обижаться, – мне кажется, ты скрываешь истинные мотивы, которые руководят тобой.
– Какие же?
– Ты сознательно стараешься приблизить его смерть.
– О Господи! Зачем мне это?
– Чтобы сорвать куш.
– Какой куш?
– Я имею в виду себя, – пояснила Ева. – Богатую вдову, страстно влюбленную в тебя или, во всяком случае, в твое тело, которая, выждав приличествующий срок, с радостью выйдет за тебя замуж.
– Ты действительно так считаешь? – спросил он, сдерживая гнев.
– Я думаю, это возможно, – ровным тоном ответила она. – Даже весьма вероятно.
Он встал:
– На сегодня катание окончено. Идем. Я отвезу тебя домой.
– В этом нет необходимости, – сказала она. – День прекрасный. Я с удовольствием покатаюсь еще. Не беспокойся, меня кто-нибудь подбросит.
Майкл вышел из кафе. «Сумасшедшая, – подумал он. – Хеггенер прав. Мне следует немедленно покинуть город». Но мысль о том, что он никогда не обнимет нежное и искусное женское тело, показалась ему непереносимой, и он понял, что никуда не уедет. «Пока я болел, я был счастливее, чем сейчас», – подумал Майкл и горестно рассмеялся, швырнув лыжные палки и перчатки в машину.
Суббота, на которую перенесли соревнования, выдалась промозглой и ветреной, но видимость была хорошей, а трасса – в отличном состоянии. Хеггенер захотел посмотреть слалом, хотя, как он сказал Майклу, когда они ехали к месту финиша, Ева настойчиво старалась этому воспрепятствовать, она считала, что Андреасу вредно целый час или даже больше стоять на морозе. Но он надел черное пальто с норковым воротником, меховую шапку, длинный шерстяной шарф, подбитые овчиной снегоступы; теплые рукавицы и поехал с Майклом.