Бэнни мог убедиться теперь в несостоятельности того "идеализма", о котором он мечтал в своем полном неведении жизни, когда говорил о том, чтобы удовлетворить все требования бастовавших нефтяных рабочих, вплоть до передачи промышленности в руки пролетариата. Теперь он видел осуществление такого плана на практике. Ну и как же это ему нравилось?
Бэнни принужден был признаться, что это ему не очень нравилось. Он чувствовал себя донельзя подавленным.
И как раз в это самое время ему предстояла задача выяснить свою долю участия в этом мировом кризисе. Он кончал в этом году Высшую школу в Бич-Сити. Пора было решать, что он думал предпринять дальше. Между отцом и сыном происходили серьезные, полные сознания важности момента беседы. М-р Росс полагал, что тяжелая ответственность, которую налагало на него его дело, давала ему право искать себе поддержки в своем единственном сыне, и был уверен, что м-р Кэрин не сочтет за малодушие его просьбу освободить Бэнни от военной службы для того, чтобы он мог помогать ему в нефтяном деле. Но Бэнни продолжал настаивать на своем желании отправиться на фронт. Он говорил даже, что думает немедленно бросить школу и записаться добровольцем, как это сделали уже многие из его товарищей. В конце концов они остановились на компромиссе: подождать с решением вопроса до того дня, когда Бэнни окончит школу, и тогда поступить так, как того будут требовать обстоятельства. А пока что от Бэнни требовалось (это было его долгом как по отношению к родине, так и по отношению к самому себе) больше времени посвящать занятиям и меньше — развлечениям. Каждый юноша, если только он действительно понимал всю серьезность данного мирового кризиса, должен был посвятить себя всецело какой-нибудь работе, а не растрачивать зря своих сил. Эти слова отца заставили Бэнни покраснеть и опустить глаза. Он сказал, что вполне с этим согласен и что скоро докажет это на деле.
IX
Бэнни отправился к Эвнике в самом серьезном настроении духа и объяснил ей, каким тяжелым бременем ложилась на их плечи задача спасения цивилизации. Эвника вполне с ним согласилась. Она сказала, что у нее только что был серьезный разговор с матерью, которая объяснила ей, что теперь скоро будет недостаток как в съестных продуктах, так и во всякого рода материалах, — результат войны и необходимости оказывать помощь союзникам, — и что члены женского клуба уже выяснили свои обязанности по отношению к стране. Обязанности же эти заключались в том, чтобы они покупали для себя одни только самые дорогие продукты, картофель же, капусту и сало предоставили в распоряжение бедных.
М-с Хойт отдала все свои носильные вещи Армии спасения и истратила целое состояние на приобретение самых дорогих и модных туалетов, какие только она могла здесь найти. Разумеется, Эвника изъявила полную готовность следовать ее примеру и с этого дня покупать все только самое дорогое, но ее немного смущало, что у ее тети Алисы была на этот вопрос как раз противоположная точка зрения: она накупила себе уйму всевозможных дешевых вещей, для того чтобы дать этим пример женщинам рабочего класса. И Эвника не знала, кто был более прав, и просила Бэнни ей это выяснять.
Но серьезное, деловое настроение было совершенно несвойственно Эвнике, и оно продолжалось у нее очень недолго. Два дня спустя она приняла уже приглашение на бал в пользу бельгийских сирот и на слова Бэнни, что ему нужно работать, заявила, что если он с ней не поедет, то она пригласит Билли Чальмерса, красивого мальчика, победителя на футбольном состязании. Бэнни ответил, что это вполне ее дело, что она может ехать с кем хочет. В результате такого разговора они не виделись целых полторы недели, но, в конце концов, Бэнни не выдержал. Это было как раз в одну из суббот, а м-р Росс говорил, что изредка, раз в неделю, можно всегда позволить себе развлечься, что в этом он ничего не видит предосудительного. Поэтому Бэнни позвонил Эвнике по телефону, и они помирились. Оба проливали горячие слезы и страстно сжимали друг друга в объятиях, и Эвника заявила, что она никого, кроме своего Бэнни, по-настоящему не любила и не понимала, как мог он быть так жесток, чтобы отказать ей тогда в таком удовольствии…
Настало Рождество, и хитрый и настойчивый м-р Росс придумал для Бэнни целый ряд искушений: колоссальную индейку, которую должна была зажарить Руфь, и две новых нефтяных скважины, не говоря уже о перепелах, голоса которых начинали уже раздаваться в часы солнечного заката на излюбленных ими местах, по ту сторону холма. Бэнни обещал и твердо решил поехать на праздники в Парадиз. Он сказал об этом Эвнике, и никогда еще до тех пор она не приходила в такое дикое исступление, как в этот раз. Схватив Бэнни за волосы, она потащила его через всю гостиную матери, причем м-с Хойт находилась тут же и безмолвно смотрела на происходившее. Эвника кричала, что Бэнни негодяй, что она немедленно позвонит Билли Чальмерсу и они в этот же день уедут куда-нибудь далеко и вернутся только по окончании рождественских праздников, а может быть, и того позднее…
Но Бэнни все-таки уехал в Парадиз. Он наблюдал за новыми скважинами, рассматривал чертежи новых обсадных труб, ходил с отцом на охоту за перепелками, а ночи опять проводил без сна и чувствовал себя глубоко несчастным. Он лежал в постели с открытыми глазами, и ему казалось, что он превращается постепенно в старика и что утром, подойдя к зеркалу, он, наверное, увидит себя совершенно седым. Он потерял за эти ночи больше сил, чем если бы он исполнял требования Эвники и возил ее на вечера. И какой был во всем этом смысл? В школе ему преподавали биологию и английских поэтов девятнадцатого столетия, но разве это могло помочь выгнать германцев из Франции? Эвника была такой хрупкой, такой очаровательной, а что, кроме горя, ждало ее впереди? Она так не похожа была на всех других девочек, ее так трудно было понять, и никто из заместителей Бэнни не смог бы никогда относиться к ней так хорошо, как относился он… Да, мир старался оторвать их друг от друга, тот самый мир, слепой и глупый, который убивал теперь столько народу. Его бабушка была, по-видимому, права: весь свет представлял собой какой-то сплошной хаос жестокости, и что бы вы ни делали, какая бы сторона ни победила, — изменить создавшегося положения вещей было невозможно.
Наступало утро, и воздух оглашался шумом и скрежетом новой колоссальной машины м-ра Росса. Да. У отца Бэнни было по крайней мере нечто, на что он мог положиться, в чем он был уверен. И как он все понимал! Он, казалось, знал все, что переживал Бэнни, хотя никто не сказал ему об этом ни слова, был полон заботливого участия к сыну и придумывал всякие предлоги для того, чтобы они могли быть все время вместе. Может быть, и ему пришлось когда-нибудь пережить то же, что переживал теперь Бэнни? Было бы так хорошо поговорить с ним обо всем совсем-совсем откровенно, но очень уж это его смущало… Потом Бэнни подумал о своей "мамочке", которую он не видел уже более года. Она переселилась в Нью-Йорк, и Бэнни подозревал, что его отец увеличил посылаемые ей субсидии, с тем чтобы она оттуда не уезжала. Бэнни было очень жалко, что он не мог поговорить с ней об Эвнике, не мог спросить ее мнения по поводу этой практиковавшейся смене любовников.
В конце концов ему удалось взять себя в руки настолько, что, вернувшись в Бич-Сити, он не поехал к Эвнике, а завидев ее издали на улице, — несмотря на то что сердце начинало биться в его груди как безумное, — тотчас же сворачивал с дороги и шел не останавливаясь несколько миль, до полного изнеможения.