— Это не твое дело.
— Но если ты записался в его ангелы-хранители, тогда какого черта ты начинал все это дело?
— Ты же сам сказал, что я извлек из этого урок.
— Андрей, неужели в тебе не осталось никакого уважения к партии? Нам нужно нанести сокрушительный удар по спекулянтам именно сейчас, когда дела с продовольствием плохи и…
— Меня это больше не касается.
— Ты подлый предатель. Предоставляя материалы своего следствия, ты же сказал, что письмо существует в единственном экземпляре.
— Вероятно, я тогда солгал.
— Послушай, давай поговорим как разумные люди. Папироску?
— Спасибо, не хочу.
— Давай поговорим как друзья. Я приношу свои извинения и беру назад все, что я здесь наговорил. Не обижайся на меня, но ты же понимаешь, что от всего этого можно немного свихнуться. Ты ведешь свою игру, я — свою. Я допустил оплошность, но мы с тобой оба не ангелы. Мне кажется, мы поймем друг друга. Мы были хорошими друзьями, с самого детства, помнишь? Мы можем договориться.
— О чем?
— У меня есть к тебе, Андрей, неплохое предложение. Этот мой друг сможет сделать очень многое, шепни я ему на ухо пару слов. Я полагаю, ты догадываешься, о чем я говорю. У меня достаточно компромата, чтобы его поставили лицом к стенке. Должен тебе сказать, ты успешно осваиваешь правила этой игры. Надеюсь, мы понимаем друг друга. Сейчас я тебе все объясню. Твое положение в партии завидным не назовешь. Думаю, ты осознаешь это. Тем более после твоего вчерашнего выступления. Тебе нелегко придется во время следующей чистки.
— Я понимаю.
— Тебя, наверное, исключат из партии.
— Скорее всего.
— Как ты смотришь на то, чтобы мы с тобой заключили сделку? Ты перестаешь заниматься этим делом, а я похлопочу о том, чтобы тебе не только сохранили партийный билет, но и предоставили любую, по твоему выбору, должность в ГПУ и определили такую зарплату, которую ты захочешь. Все по-тихому, и никакой личной неприязни. Что поделать, надо и о себе подумать. А мы с тобой можем крепко помочь друг другу. Что ты на это скажешь?
— С чего ты взял, что я хочу остаться в партии?
— Андрей!..
— Тебе незачем помогать мне при следующей чистке. Тебя не должно касаться, выгонят меня из партии, расстреляют или меня переедет грузовик. Понятно? Но не смей трогать Льва Коваленского. И позаботься о том, чтобы никто другой его пальцем не тронул. Независимо от того, что со мной случится, береги его как зеницу ока. Не я, а ты его ангел-хранитель.
— Андрей, — простонал Серов, — что тебе за дело до этого дворянишки?
Серов медленно встал и, собравшись с духом, сделал последнюю отчаянную попытку:
— Послушай, Андрей, я хочу тебе что-то сказать. Я думал, что ты сам все знаешь, но ошибся. Возьми себя в руки и выслушай, только не обрывай меня на первом же слове. Я знаю, тебе будет неприятно это слышать, но речь о Кире Аргуновой.
— Ну и?..
— Мы же с тобой говорим прямо, без обиняков? Так вот, слушай: ты любишь ее, и вот уже больше года ты спишь с ней. Подожди, дай мне закончить. Все это время она была любовницей Льва Коваленского. Ты, конечно, не обязан мне верить, но проверь сам и убедись.
— Мне не нужно ничего проверять — я знаю это.
— Неужели?! — Павел Серов от неожиданности вскрикнул. Он стоял, покачиваясь с пятки на носок, его взгляд был прикован к Андрею. — Ну, конечно, — расхохотался он, — как же я сразу не догадался!
— Бери пальто, — поднимаясь, сказал Андрей.
— Как же мне сразу не пришло в голову, для чего этот благочестивый коммунист пустился на шантаж. Ты дурак! Ты безмозглый, высоконравственный дурак! Так вот какую благородную игру ты ведешь. Мне следовало бы раньше понять, что все эти высокие чувства являются неизлечимой болезнью. Но разве в тебе, Андрей, не осталось ни капли разума? Никакой гордости?
— Мы уже слишком много времени потратили на разговоры, — сухо сказал Андрей. — Ты, кажется, достаточно много знаешь обо мне. Тебе не мешало бы понять, что я своих решений не меняю.
Павел Серов взял пальто и не спеша надел его. Его бледные губы скривились в усмешке.
— Ну что ж, благородный рыцарь шантажа, — съязвил Павел,
— ты победил на этот раз. Нет смысла угрожать тебе возмездием. Ты и без меня получишь по заслугам. Через год весь этот шум забудется. Я буду занимать руководящую должность в системе железно-дорожного транспорта СССР и покупать атласные пеленки для моего ребенка. А ты будешь безнадежно стоять в очереди за плошкой супа. И будешь испытывать чувство удовлетворения, сознавая, что твою возлюбленную… мужчина, которого ты ненавидишь…
— Всего хорошего, товарищ Серов.
— Взаимно, товарищ Таганов.
* * *
Кира сидела на полу, складывая нижнее белье Лео обратно в ящик. Ее платья все еще были свалены в кучу перед открытым гардеробом. Когда она передвигалась по комнате, бумаги шуршали у нее под ногами. Из разбросанных по полу вспоротых подушек разлетались перья и оседали на мебель, подобно снегу.
Вот уже два дня Кира не выходила из дома. Она не знала ни о чем, что творится в мире за пределами комнаты. Как-то раз ей позвонила Галина Петровна и начала завывать в трубку. Кира успокоила ее и попросила не приезжать; Галина Петровна так и сделала.
Лавровы решили, что их соседка не была особо потрясена случившейся трагедией; они не слышали слез и не замечали ничего необычного в хрупкой девушке, на которую искоса поглядывали, проходя через ее комнату в ванную. Им только показалось, что Кира несколько заторможена; руки и ноги плохо слушались ее; для того, чтобы пошевелить ими, ей приходилось прилагать значительные усилия; глаза ее пристально смотрели в одну точку, с большим трудом ей удавалось перевести свой ставший чугунным взгляд.
Кира сидела на полу и аккуратно складывала рубашки; расправляя каждую складку, она осторожно опускала их в ящик. На нагрудном кармане одной из рубашек были вышиты инициалы Лео, которые приковали к себе взгляд Киры; она сидела не шевелясь.
Кира услышала, как открывается дверь, но даже не подняла головы.
— Кира, — раздался голос.
Она отпрянула назад, надавив спиной на выдвинутый ящик, который тут же с грохотом захлопнулся. Сверху вниз на Киру смотрел Лео. Его бесцветные губы обмякли, под глазами отчетливо выделялись синие круги, как грим, наложенный актером-любителем.
— Кира… пожалуйста… без истерики… — изможденным голосом выговорил Лео.
Кира медленно встала, вяло вскинув руки. Закручивая на палец свисавшие волосы, она недоверчиво смотрела на Лео, боясь прикоснуться к нему.
— Лео… Лео… неужели ты на свободе!
— Да. Меня выпустили. Вышвырнули к чертовой матери.