— Ну что, — сказал Рой, словно Рейнард размышлял вслух, — решился ты или как?

Рейнард, обернувшись, в смятении бросил на него взгляд. Они подъезжали к деревне; через несколько минут Рой уедет, и он останется наедине со своей проблемой. Перспектива принятия решения в одиночку, без ободряющего присутствия друга, вдруг показалась ему невыносимой. Он должен решиться прямо сейчас, раз и навсегда, пока Рой рядом, прежде чем машина остановится. Но он продолжал молчать, ощущая царящую в голове пустоту и кляня себя за врожденную нерешительность.

— Ну что? — спокойно повторил сидящий рядом Рой. — Будешь с нами?

Вдруг у Рейнарда будто упала с сознания пелена: ему внезапно открылась череда нечестных маневров, ложные предположения и все, что он, не сумев постигнуть, принял на веру в последние несколько недель. В единственный миг прозрения до него дошло, как пугающе мало знает он о «плане» Роя и обо всех этих загадочных делах; он с болезненным смущением осознал, что, стыдясь собственного невежества, убедил себя в мнимом и кажущемся понимании; вспомнил намеки, произнесенные слова и неопределенные жесты и то, как, непоправимо кривя душой, притворялся, что ему ясен их смысл. На мгновение он возненавидел Роя — возненавидел за чрезмерную самонадеянность и подавляюще властный вид; возненавидел даже за его грубую, животную энергичность; и более всего возненавидел за способность внушать иррациональную и постыдную личную преданность, которой требовала его волчья гордыня.

Машина остановилась в улочке у дома, и Рой снова прервал молчание.

— Ну? — сказал он лаконично.

Рейнард сидел неподвижно. Теплый свет лился из дома на кусты в палисаднике, на приоткрытую калитку. Внезапно Рейнард в отчаянии повернулся к другу.

— Как будто ты не понимаешь, — громко воскликнул он, — что я не знаю — и не знал никогда, что вообще происходит? Я тебе поверил на слово во всем — про «план», про «чрезвычайку», о которой ты вечно толкуешь, про войну или что там еще — а ты мне так ни разу ничего и не объяснил. Почему я должен записываться? Что все это значит? Ты мне можешь хоть раз сказать правду, так чтобы я понял?

Во время этой вспышки Рой сидел молча. Теперь он повернулся к другу и смотрел на него со знакомой неопределенной улыбкой, приоткрывавшей зубы.

— Ну, что опять за напасть? — спросил он чуть ли не со смехом.

— Напасть? — Рейнард почти кричал. — Напасть, как ты это называешь, всего лишь в том, что я не знаю, во что, черт подери, ты меня впутываешь и во что я сам впутываюсь, раз уж на то пошло. Эти тренировки, и все эти разговоры про запись, и занятия боксом, и — и…

— Да — и что? — подбодрил его Рой, так как голос Рейнарда прервался.

— О, ты сам знаешь — знаешь так же хорошо, как и я. — Рейнард чуть не плакал: ему хотелось ударить это безмятежно улыбающееся лицо.

— Именно, — спокойно возразил Рой. — Я знаю так же хорошо, как и ты — ты сам это сказал. А тебе не кажется, что, если я знаю так же хорошо, как и ты, то и ты, вероятно, знаешь так же хорошо, как и я? Логично ведь, правда?

Рейнард молчал; миг просветления прошел, и пелена застлала все снова. Обессилев, он откинулся назад; он понимал, что выставил себя дураком и все впустую; он также понимал — с чувством обреченности, скрутившим его, как спазм, — что необходимость принять решение довлела над ним, как и раньше.

— Логично или нет? — настаивал Рой. Его голос звучал мягко, убеждающе, и в нем все еще слышался отголосок смеха.

— Что логично? — устало прошептал Рейнард.

— Ладно, забудь — ты устал. Вечер сегодня был непростой. Может, тебе тренировку-другую пропустить? Перенапрягаться ни к чему, сам понимаешь. И не трать ты на все это нервы — еще изведешься да угодишь на больничный, а нам такой парень, как ты, до зарезу нужен. Запомни — к первому декабря ты должен быть здоров.

Пелена на миг исчезла.

— Рой, скажи мне, ради Бога, — что все это значит? Рейнард почувствовал руку Роя на своей: пожатие внушало странную тревогу, словно внезапное прикосновение зверя в темноте.

— Послушай, Рейнард: я тебе скажу — без дураков, честно-пречестно, чтоб мне сдохнуть и все такое. — Он остановился, все крепче сжимая пальцы Рейнарда.

— Ну? — буркнул Рейнард.

— Ты в самом деле хочешь правду? Ладно, я тебе скажу — правда в том, что никто ничего не знает. Я не знаю, командир не знает — как и любой прохожий с улицы. Ты же читаешь газеты («Нет», — слабо возразил Рейнард, но Рой не обратил на него внимания) — и знаешь об общей ситуации ровно столько же, сколько и мы. Но дело вот в чем — мы точно знаем, что те кое-что замышляют, но что именно, нам не известно; мы даже предполагаем — хоть уверенности у нас и нет — на какие территории они глаз положили; но при этом сделать мы сейчас ничего не можем: руки у нас связаны. Нам просто-напросто приходится полагаться на шефов — то бишь на прямое начальство: я полагаюсь на командира, командир — на командующего генштабом, и так далее. Понятно, что об этом особо не разболтаешься — вот и приходится набирать этот новый батальон более-менее скрытно. Я так предполагаю, что те делают ровно то же самое, что и мы…

— Но кто они, эти те? — перебил его Рейнард.

Рой фыркнул.

— Хотелось бы мне это знать, — ответил он. — Если б мы знали, то были б уже отсюда далеко. Мы только знаем, что они там и что мы должны быть готовы, когда все начнется.

Рейнард вдруг почувствовал страшную усталость.

— Мне надо идти, — произнес он безжизненно. — Я и так задержался.

— И я, черт побери! — воскликнул Рой. — Пора мне уже возвращаться в Глэмбер: в полдесятого собрание в столовой… Ну, до завтра тогда.

Когда Рейнард вылез из машины, Рой вдруг протянул ему руку. Рейнард неохотно ответил на пожатие.

— Послушай, старина, — тихо проговорил Рой, и в кои-то веки на лице его не было и тени улыбки. — Я тебе серьезно говорю: я хочу знать наверняка, присоединишься ты к нам или нет. Я не хочу у тебя вытягивать обещание или припирать тебя к стенке — уж точно не сейчас. Но мне бы хотелось это знать в ближайшее время. Как по-твоему, сможешь ты мне завтра ответить?

Рейнард мгновение размышлял, сжимая руку друга; затем снова поднял глаза и встретил вопрошающий темный и пристальный взгляд.

— Да, — сказал он. — Завтра я тебе отвечу.

8. Темнеющая даль

На другое утро Рейнард проснулся с головной болью и воспаленным горлом. Спал он плохо и, едва открыв глаза, ощутил, что его гнетет мысль о вчерашнем обещании Рою; физические симптомы были словно бы продолжением его душевного смятения. Да, он не дал окончательного обязательства записаться при первой же возможности, но пообещал Рою принять решение к вечеру и знал, что стоит ему оказаться в обществе друга, и он будет уже бессилен противостоять влиянию этой энергичной и властной личности.