Эшенден кивнул и вышел. Зайдя ненадолго в полицию чтобы убедиться, что там все в порядке, он взял кеб и поехал в сторону гор. На окраине Тонона находился небольшой коттедж, в котором Эшенден останавливался всякий раз, когда приезжал сюда по делам. Хотелось поскорей принять ванну, побриться и влезть в домашние туфли. Остаток дня, окончательно разленившись, Эшенден провел лежа на диване за чтением романа.
Когда стемнело (даже в Тононе, хотя городок и находился во Франции, секретные службы старались привлекать к Эшендену как можно меньше внимания), к нему наведался агент местной полиции по имени Феликс. Это был маленький смуглый француз с острым взглядом и небритым подбородком, одетый в дешевый серый неглаженый костюм, в котором он был похож на безработного стряпчего. Эшенден предложил ему стакан вина, и они сели к огню.
— А ваша дамочка не теряет времени даром, — сообщил Феликс. — Уже через четверть часа после приезда вышла из гостиницы со свертком под мышкой и в магазине возле рыночной площади продала свои побрякушки и кое-что из одежды. Когда же пришел дневной пароход, она спустилась на набережную и купила себе билет в Эвиан.
Эвиан был соседний с Тононом городок на французской территории, откуда пароход шел на противоположную сторону озера, в Швейцарию…
— Паспорта у нее, разумеется, не оказалось, поэтому на пароход ее не пропустили.
— А как она объяснила отсутствие паспорта?
— Сказала, что забыла, что в Эвиане у нее назначена встреча с друзьями, и попыталась уговорить чиновника пропустить ее, для чего попробовала даже сунуть ему сто франков.
— Я думал, она умнее, — сказал Эшенден.
Однако когда на следующий день, часов в одиннадцать утра, он пришел навестить Джулию, то ни словом не обмолвился, что знает о ее попытке бежать. Теперь, когда она привела себя в порядок, как следует причесалась, накрасила губы и напудрила щеки, вид у нее был не такой изможденный, как в поезде.
— Я принес вам книги, — сказал Эшенден. — Ведь сейчас время для вас тянется, должно быть, ужасно медленно.
— А вам какая разница?
— Я бы не хотел причинять вам излишние страдания. Итак, я вам эти книги оставлю, а уж вы решайте сами, читать их или нет.
— Знали бы вы, как я вас ненавижу.
— Знал бы — очень огорчился. Я, право, не понимаю за что. Ведь я делаю лишь то, что мне приказывают.
— Что вам от меня надо? Только не говорите, что вы пришли справиться о моем здоровье.
Эшенден улыбнулся:
— Я хочу, чтобы вы написали вашему возлюбленному, что из-за отсутствия каких-то штампов в паспорте швейцарские власти не разрешают вам пересечь границу, поэтому вы приехали в Тонон, уютный тихий городок, такой тихий, что, живя в нем, трудно представить себе, что идет война, и предлагаете Чандре приехать сюда.
— Неужели вы думаете, что Чандра так глуп? Он откажется.
— Вы, во всяком случае, должны сделать все возможное, чтобы его уговорить.
Прежде чем ответить, Джулия долго смотрела на Эшендена, и тот подумал, что она, вероятней всего, прикидывает, удастся ли ей выиграть время, если она согласится написать письмо, продемонстрировав тем самым свою лояльность.
— Хорошо, диктуйте. Я напишу все, что вы скажете.
— Я бы предпочел, чтобы вы написали письмо сами.
— Дайте мне полчаса, и письмо будет готово.
— Я подожду здесь, — сказал Эшенден.
— Почему?
— Так мне хочется.
Глаза Джулии злобно блеснули, однако она сдержалась и ничего не ответила. На этажерке были сложены письменные принадлежности. Джулия села к туалетному столику и начала писать. Когда она вручила Эшендену письмо, он обратил внимание, что сквозь румяна на ее лице проступила мертвенная бледность. Это было письмо человека, не привыкшего выражать свои мысли посредством пера и чернил, однако написано оно было неплохо, а в конце, где говорилось о том, как она любит Чандру, и где, увлекшись, она писала от всего сердца, даже ощущалось что-то вроде истинной страсти.
— Теперь добавьте: «Человек, который передаст тебе это письмо, — швейцарец. Ты можешь ему всецело доверять. Почтой я посылать письмо не стану, чтобы оно не попало в руки цензора».
С минуту Джулия колебалась, но затем дописала то, что требовалось.
— Как пишется слово — «всецело»?
— Пишите как знаете. Теперь напишите на конверте адрес, и я наконец избавлю вас от своего обременительного присутствия.
Это письмо Эшенден передал своему агенту, который должен был переправить его через озеро, а уже вечером из Швейцарии пришел ответ.
Когда Эшенден принес его Джулии, та выхватила письмо у него из рук и прижала к сердцу. Прочитав его, она даже тихонько вскрикнула от облегчения:
— Он не приедет.
В написанном цветистым, высокопарным стилем письме звучало горькое разочарование. Лал писал своей возлюбленной о том, с каким нетерпением ждет встречи с ней, и умолял ее сделать все, что в ее силах, чтобы уладить неурядицы, помешавшие ей пересечь границу. Он писал, что не приедет, что это невозможно, что за его голову назначена награда и что было бы чистым безумием идти на риск. Он даже пытался шутить: «Ты же не хочешь, чтобы твоего маленького толстенького пупсика расстреляли, правда?»
— Он не приедет, — повторяла Джулия. — Он не приедет.
— Вы должны объяснить ему, что он ничем не рискует. Что, если б его жизнь подвергалась хоть малейшему риску, вам никогда бы не пришло в голову просить его приехать. Напишите, что если он вас действительно любит, то обязательно должен приехать.
— Не напишу. Нет.
— Не валяйте дурака. Вам же будет хуже.
Из глаз Джулии брызнули слезы. Она упала перед Эшенденом на колени и, обхватив его ноги, стала умолять сжалиться над ней.
— Если вы отпустите меня, я сделаю все, что вы пожелаете.
— Что за вздор! — воскликнул Эшенден. — Неужели вы думаете, что я хочу стать вашим любовником?! Перестаньте, возьмите себя в руки. Вы же прекрасно понимаете, что вам грозит.
Тогда она вскочила на ноги и в приступе внезапного бешенства стала осыпать Эшендена проклятиями.
— Ну вот, такой вы мне нравитесь гораздо больше, — сказал он. — Итак, будете писать письмо или мне вызвать полицию?
— Он не приедет. Это бесполезно.
— В ваших интересах уговорить его приехать.
— Что вы хотите этим сказать? Вы намекаете, что если я сделаю все от меня зависящее, а он все-таки…
Она смотрела на Эшендена безумными глазами.
— Да, вопрос стоит именно так: либо вы, либо он.
Джулия сникла. Она прижала руку к сердцу, а затем, не сказав ни слова, взяла лист бумаги и села к столу. Но письмо, которое она написала, Эшендену не понравилось, и он заставил ее писать новое. Закончив, она бросилась на постель и вновь разразилась громкими рыданиями. Горе ее было неподдельным, но в его внешнем проявлении было что-то театральное, и Эшенден поэтому никакого сочувствия не испытал. В этот момент он ощущал себя врачом, который бессилен облегчить страдания своего пациента. Теперь он понимал, почему Р. поручил это несколько необычное задание именно ему, — здесь надо было действовать без эмоций, на холодную голову.