— Я никаких секретов не выдавала. Я не принесла никому вреда.
— Да, но только потому, что вам не представилась такая возможность. Насколько я понял, вы ведь во всем признались?
Эшенден старался держаться как можно мягче, как будто говорил с тяжелобольным человеком.
— О да, я сваляла дурака. Я написала письмо под диктовку полковника. Разве этого недостаточно? Скажите, что со мной будет, если он на мое письмо не ответит? Не могу же я заставить его приехать, если он этого сам не хочет?
— Но он уже ответил на ваше письмо, — возразил Эшенден. — Ответ у меня в кармане.
От неожиданности Джулия потеряла дар речи.
— О, покажите его мне! — вскричала она срывающимся голосом. — Ради всего святого, дайте мне на него взглянуть?
— Пожалуйста, но с условием, что вы его мне вернете.
Эшенден вынул из кармана письмо Чандры и протянул его Джулии. Та выхватила письмо у него из рук и впилась в него глазами. Письмо было на восьми страницах. Она читала его, по ее щекам струились слезы; громко всхлипывая, она шептала слова любви и называла автора письма ласковыми французскими и итальянскими именами. Это был ответ на письмо Джулии, которая, по указанию Р., предлагала своему возлюбленному встретиться в Швейцарии. Предложение это привело Чандру в неописуемый восторг; не скупясь на громкие слова, он писал, что время, прошедшее с их последнего свидания, кажется ему вечностью, что он не представляет себе жизни без нее и считает дни до новой встречи. Закончив чтение, Джулия уронила письмо на пол.
— Видите, как он меня любит? В этом нет никаких сомнений. А уж я в любви кое-что смыслю, можете мне поверить.
— А вы его любите? — спросил Эшенден. — По-настоящему?
— Это единственный человек, который не хотел мне зла. Вы думаете, легко все время колесить из города в город, не иметь ни одного свободного дня, выступать в дешевых мюзик-холлах, куда набивается сомнительная публика… Видели бы вы мужчин, которые валом валят в такого рода заведения… Сначала я думала, что он такой же, как все…
Эшенден поднял с пола письмо и вложил его обратно в записную книжку.
— От вашего имени в Голландию послана телеграмма, где говорится, что вы будете в Лозанне, в отеле «Гиббонз» четырнадцатого числа.
— То есть завтра.
— Да.
Джулия вскинула голову, в глазах появился неожиданный блеск:
— Вы подбиваете меня на бессовестный, позорный поступок.
— Вы вовсе не обязаны подчиняться.
— А что будет, если я не подчинюсь?
— Боюсь, вам придется расплачиваться за последствия своего упрямства.
— Но я не могу идти в тюрьму! — неожиданно вскричала она. — Не могу, слышите, не могу! Я уже немолода, а он сказал: «Десять лет». Неужели меня могут приговорить к десяти годам?!
— Раз полковник сказал, значит, могут.
— О, я его знаю. Какое жестокое лицо! Он беспощаден. Боже, во что я превращусь через десять лет?! Нет, только не это!
В этот момент поезд подошел к станции и в дверь постучал стоявший в тамбуре детектив. Эшенден открыл дверь, и детектор протянул ему почтовую открытку с видом Понтарлье, невзрачного пограничного городка между Францией и Швейцарией. На открытке была изображена пыльная площадь со статуей посередине и несколькими платанами. Эшенден протянул Джулии карандаш:
— Пошлите эту открытку вашему возлюбленному. Она будет отправлена из Понтарлье на адрес лозаннского отеля.
Джулия молча взглянула на Эшендена, взяла открытку и надписала адрес отеля в Лозанне.
— А на другой стороне пишите: «Задержалась на границе, но все в порядке. Жди в Лозанне». К этому можете приписать все, что угодно, — какие-нибудь нежности, например.
Эшенден взял открытку у нее из рук, пробежал глазами написанное — на всякий случай и надел шляпу.
— Ну-с, а сейчас я вынужден вас покинуть. Желаю вам хорошего сна. Завтра утром приедем в Тонон, и я отвезу вас в отель.
В это время из вагона-ресторана вернулся второй детектив, и, когда Эшенден вышел из купе, детективы заняли его место. Джулия Лаццари вновь забилась в угол, а Эшенден, передав открытку агенту, который должен был опустить ее в Понтарлье, отправился через переполненный поезд в свой спальный вагон.
Выйдя наутро из поезда, Эшенден обнаружил, что на улице солнечно, но довольно холодно. Отдав свои вещи носильщику, он налегке подошел к вагону Джулии, возле которого уже стояли танцовщица и два детектива.
— Доброе утро. Вы можете быть свободны, — сказал, обращаясь к детективам, Эшенден.
Те приподняли шляпы, простились с Джулией и ушли.
— Куда это они? — с тревогой спросила она.
— Не беспокойтесь, вы их больше не увидите.
— Теперь, стало быть, я под вашим надзором?
— Никто здесь над вами надзирать не будет. Я лишь позволю себе отвезти вас в отель, после чего, с вашего разрешения, откланяюсь. Вы должны как следует отдохнуть.
Носильщик Эшендена взял у Джулии ручную кладь, а она дала ему багажную квитанцию. На привокзальной площади их уже ждал кеб. Дорога до отеля заняла немало времени, и иногда Эшенден перехватывал косые взгляды Джулии. Чувствовалось, что танцовщица волнуется. Всю дорогу Эшенден просидел молча. По приезде владелец отеля (это была небольшая, уютная гостиница с красивым видом, расположенная в конце тенистой аллеи) показал им номер, приготовленный для мадам Лаццари.
— Идеальная комната, — сказал, поворачиваясь к хозяину, Эшенден. — Позвольте, я задержусь буквально на пару минут.
Хозяин поклонился и вышел.
— Постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы вам здесь было уютно, мадам, — сказал Эшенден. — В этом отеле вы сами себе хозяйка и можете заказывать все, что вам заблагорассудится. Учтите, для хозяина вы такая же гостья, как все, и ничем от остальных постояльцев не отличаетесь. Можете собой распоряжаться.
— Я могу выходить на улицу? — быстро спросила она.
— Естественно.
— В сопровождении двух полицейских?
— Вовсе нет. В этом отеле вы можете жить так же свободно, как в собственном доме. Можете уходить и возвращаться, когда сочтете нужным. Единственная просьба: не писать писем без моего ведома и не покидать город без моего разрешения.
Джулия смерила Эшендена долгим вопросительным взглядом. Она явно не понимала, что все это значит. Вид у нее был такой, словно она грезит наяву.
— В моем положении я вынуждена подчиниться. Даю вам честное слово, что не буду пытаться выехать без разрешения из города, а также не стану писать писем, не показав их предварительно вам.
— Благодарю. А теперь я вас покидаю. Не смогу отказать себе в удовольствии навестить вас завтра утром.