– Да с чего ты взял, что он меня послушает? – оторопело переспросил Вовка. – Он мне вчера в лесу угрожал, Мишку его волколаки похитили, тебя вон погрызли, еле живой остался.
Леша снова захихикал.
– Ничего, мне это ничего… И друга твоего они бы не тронули, поостереглись бы. – Леша давился смехом. – А помнишь, как он испугался, когда нож-то его из пня вытащили?!
– Разве он испугался? – удивился Вовка.
– Конечно! – подтвердил Леша. – Без ножа он навсегда волком останется. А кому охота?
– Так-так-так, – быстро заговорил Мишка, – значит, ты все знал и следил за Вовкой? Так? А Григорьев следил за тобой и решил отделаться от тебя, как от ненужного свидетеля? А тебя, выходит, волки спасли?
Леша снова захихикал, глупое выражение наползло на его лицо, словно маска:
– Братцы, братцы, – забормотал он.
Мишка подошел, взял его за плечи, встряхнул, но Леша лишь счастливо смеялся да с восторгом смотрел на Вовку.
– Просветление кончилось, – вздохнул тот, – а как складно говорил, я даже подумал, что он не дурачок, а притворяется.
Мишка отступил от Леши.
– Ну что теперь делать будем? – спросил он.
– А я не знаю! – Вовка развел руками. – Волколаки, князьки, царьки, ножи магические… Наговорил всего, а только что с дурака возьмешь? Кто ему поверит?
– Да он и в живых-то остался только потому, что дурачок, – напомнил Мишка.
Вовка задумался.
– Ясно одно, – наконец произнес он, – Лешу надо спрятать, а еще лучше – вообще из поселка увезти.
Мишка согласился.
Друзья решили пока забрать Лешу к себе, а там видно будет.
Когда они пришли домой, выяснилось, что гости разъехались. У Вовки немного отлегло от сердца. К тому же теперь освободилось место для Леши, и никто особенно не возражал против его присутствия.
Раскладушку для него Вовка самолично принес и поставил рядом со своей кроватью. Он хотел, чтоб Леша все время был на глазах, мало ли что взбредет в голову этому дурню.
Ночью он долго не мог уснуть, все прислушивался к ровному дыханию спящего Леши, к вою ветра в печной трубе, к звукам, доносившимся с улицы.
А потом как-то сразу, вмиг очутился в темном помещении. Непонятно, то ли пещера, то ли изба, но уж очень закопченные стены, и потолка нет. Зато в печи бушевал огонь, а перед печью стояла наковальня, и темные фигуры неподвижно застыли вокруг.
«Кузница!» – догадался Вовка. А потом узнал волхва, того, что воспитывал маленького княжича. И княжич стоял здесь же, на лбу повязка, кожаный фартук поверх простой рубахи и штанов.
Вот княжичу подали щипцы, он выхватил ими из печного зева раскаленный прут, положил на наковальню. Волхв протянул ему молот, и княжич принялся плющить пруток, да так быстро и ловко, что от него только искры летели.
У наковальни стояли жбаны, наполненные какой-то жидкостью. Работа кипела. Кто-то раздувал огонь в печи, волхв подавал инструменты, княжич ловко орудовал ими, поворачивая заготовку так и эдак. Темные фигуры волхвов вокруг нараспев читали какие-то непонятные слова, вроде заговора или молитвы.
Раскаленную заготовку по очереди опускали в жбаны с жидкостями. Поднимался густой пар и уходил столбом куда-то вверх.
«Что же он кует? – думал Вовка. – На меч вроде не похоже, слишком маленький… Да ведь это нож!» – догадался он.
Вдруг резко замолчали голоса поющих. Мгновенно погас огонь в печи. Стало совсем темно.
Но кто-то распахнул дверь, и люди потянулись на улицу.
А там было почти светло. Взошла полная луна.
Волхв кивнул княжичу, и тот, развернув рогожу с лезвием, поднял вверх руки. Другие волхвы окружили его и снова забормотали, запели.
«Это они нож луне показывают, что ли? – подумал Вовка. – Как все сложно!»
Семь раз входили в кузню волхвы и княжич, и семь раз выносили нож, купали в ночной росе и утренней, закапывали в землю, окропляли соками трав. И наконец на седьмое утро княжич вынес готовый нож из кузни и протянул его солнцу. Лезвие блеснуло красным. В последний раз пропели волхвы, их лица были темны от бессонницы и усталости, но нож вышел то что надо. Совсем такой же, как у Вовки под подушкой…
Под подушкой? Вовка проснулся и нащупал нож.
– Вот ты какой, – прошептал он, – особенный…
Наступило утро, туманное и пасмурное.
Оттепель.
Вовка, спустив ноги с кровати, рассматривал дедов нож. Тот или не тот, гадал он.
Родители собрались уезжать. Спросили: «Вы с нами?»
Вовка покосился на Мишку, тот смотрел на него упрямо. Перевел взгляд на Лешу. Но тот был безмятежен, сидел за столом, ел булку и улыбался.
– Я, наверное, останусь, – Вовка постарался говорить равнодушно, – а Мишу захватите с собой.
– Че это? – вырвалось у Мишки.
Родители рассмеялись:
– Гонишь друга? – спросил отец.
– Да нет… я… в общем… я думал, ему тут скучно, – промямлил Вовка.
– И ничего не скучно, – Мишка засопел от обиды. Ясное дело, уезжать ему не хотелось. Странный человек, его чуть волколаки не погрызли, друг у него – оборотень, а ему – хоть бы хны!
– Ну ладно, оставайся, – нехотя согласился Вовка. И добавил: – Сам же завтра запросишься домой.
– Захочу, так и уеду, – буркнул Мишка.
Родители послушали их перепалку и отмахнулись:
– В общем, так, вы тут разбирайтесь, а мы поедем. Условия прежние: по лесу без дела не шататься, и вообще вечером лучше сидеть дома.
– Кстати, – добавил отец, – я Григорьева попросил, чтоб он за вами присматривал.
– Что?! – хором воскликнули друзья.
– Чего вы орете? – удивился отец. – Нормальный мужик, единственный тут, между прочим. Вчера я ему сказал, что мы, возможно, уедем, а вы захотите остаться. Причем имейте в виду, он не слишком доволен!
Вовка хмыкнул. Еще бы Григорьев был доволен! Да Вовка ему, судя по всему, как бельмо на глазу. Но он не уедет! Пока не разберется со всем, что тут происходит. Насчет своего обещания он больше не волновался. Григорьев нарушил свое слово, данное Вовкиному деду. А раз так, то теперь Вовка несет ответственность за то, что тут происходит. И еще неизвестно, кто кого!
Он хорохорился, но страх холодным комком сидел в груди. Днем Григорьев едва ли решится напасть на родителей. И все-таки он может перехватить их по дороге. С другой стороны, если они не уедут, будет еще хуже. Эх, если бы ничего этого не случилось! Нет, не нападет! Ведь в этом случае Вовка ни перед чем не остановится! Ну да, а что он может? Что он знает, кроме тех баек, что рассказал деревенский дурачок?