Доходило непростительно долго, что явь самым страшным образом проникла в сон. Почему она так безобразно отключилась? Ульяна выбиралась из сна, как из озера жидкого клея, смутно понимая, что происходит что-то неприятное. Хрипы затихали, но какое-то время она их слышала. Потом в голове воцарился колокольный звон, и только после этого Ульяна проснулась окончательно. Что это было? Рядом с ней возились люди, надрывно кашляла Алла.
– Что случилось? Я что-то пропустила? Мы еще живы?… – она откашлялась, стали различаться отдельные слова.
– Блин, ну где мой телефон? – бубнила Рогачева.
Два фонарика зажглись одновременно. Севшие аккумуляторы вырабатывали только тусклый свет. Озарились три женские мордашки, почерневшие от усталости и страха. Блестели воспаленные глаза, обведенные кругами синяков.
– Вроде тащили кого-то, он хрипел… – неуверенно изрекла Ульяна.
И снова страх, окопавшийся в подкорке, двинулся в атаку! Они вертелись, озирались, светили фонарями вокруг себя. Генки Аракчеева на чердаке не было! Никого тут не было, кроме парализованных от страха девушек. Во всяком случае, в данной части чердака. Все оставалось как раньше – заколоченное окно, стены, потолок (они нещадно давили, как будто уже смыкались), заблокированный рухлядью люк. На полу отчетливо проступала рваная алая дорожка! Раньше ее тут не было! Кровавые разводы уводили в соседнее помещение и где-то там пропадали. Девушек трясло, мысли путались. Бежать и то было некуда! В последующие мгновения Ульяна поразилась своей решимости. Сломалось в ней что-то. Прошла ту грань, до которой собственная жизнь является абсолютным приоритетом. За гранью она почувствовала необычайную злость. Страх остался, но вместе со страхом в душе рождалось что-то еще – невиданное бешенство, желание рвать и метать… Отшатнулась Рогачева, отметив перемены в ее лице. А Ульяна уже хватала валяющуюся под ногами ножку от кровати – все, что осталось от Генки.
– Я не пойду туда… – в ужасе попятилась Алла. – Хоть убивайте, не пойду…
Да больно надо! Ульяна решительно не умела драться, но однажды так зафинтила сумочкой хулигану, приставшему к ней в подворотне, что у того челюсть сорвало с крепежа! Треснулся затылком о решетку, и Ульяна в страхе убежала, думая, что убила оступившегося человека. Наутро, впрочем, в подворотне не было никаких подозрительных трупов, машин с мигалками, следственно-криминалистических групп, исследующих место преступления… Она ворвалась в соседнее помещение, чувствуя, как пылают щеки и раскалывается голова. Здесь тоже не было ни одной живой души! Груды древнего хлама, пыль, запустение, какое-то истлевшее тряпье. Она вертелась как юла, выставив руку с телефоном. Господи, кажется, поживем еще… Напряжение оказалось настолько высоким, что она не выдержала, рухнула на колени. Неуверенной поступью вошла Рогачева, выбивая зубами дискотечную дробь. Скользнула внутрь и прижалась к стеночке Алла. Кровавая дорожка тянулась к нише загадочного назначения. Вокруг нее валялись горы хлама, сколоченные в щиты доски, огрызки какой-то решетки. Вновь заныло сердце, кажется, Ульяна поняла. Дом оказался не просто домом, а домом с секретом… Она поднялась с колен, поволоклась к нише, сжимая стальную трубу. В нише имелся потайной ход – что для жилища староверов (а тем более «высокопоставленных» староверов) не было никаким нонсенсом. Часть деревянной стены в углублении действительно отошла в сторону. Она потрогала ее, констатировав, что это в некотором роде дверь, – попятилась, занося трубу. Но злые гоблины не ринулись на штурм. Чувствовался запашок, шевелились волосы на затылке – явственное подтверждение, что совсем недавно здесь кто-то был…
Она бы ни за какие миллионы не сунулась в этот лаз! За примитивной, грубо сработанной дверцей на Ульяну смотрела зловонная тьма. Генку уже не догнать. В этих лабиринтах можно легко заблудиться и сгинуть…
Она тащила, надрываясь, к нише щит из сколоченных досок – странно, что он не развалился от губительного воздействия времени. Двигала громоздкую тумбу, сбитую на века. Спохватились девушки, кинулись помогать, глотая слезы. Задвинули тумбу в нишу, без сил опустились на корточки.
– Он сказал, что будет следующим… – с усилием вымолвила Алла. – Господи, он ведь чувствовал… Бедный Генка…
– Да что все это значит! – взмолилась Рогачева.
– Без вариантов, – процедила сквозь зубы Ульяна. Довольно странно, но она переборола свой страх. Ее трясло, но эта лихорадка была другого рода. Почему она так долго приходила в себя?! Лезть в окна, разблокировать люк этим тварям почему-то не хотелось. Они пробрались по потайному лазу, забрали Генку, попутно перерезав ему горло, и утащили в свой лаз…
– А почему нас не тронули? – жалобно прошептала Алла.
– Забава у них такая. Потешаются, глумятся… Привалило им развлечение – не так уж часто случаются в урочище забавы… Избавились от мужчин, что логично, а теперь потихоньку примутся за нас… Для чего нужны женщины, угадайте с трех раз? Если эти твари, разумеется, мужчины…
– Но я не хочу… – слабым голосом протянула Алла. – Это что же, теперь и мы начнем пропадать… по очереди?
– Что же делать-то? – взмолилась Рогачева.
– Будем втроем совершать глупости… – ухмылка, сооруженная Ульяной, смотрелась, видимо, гармоничной частью нового образа – подруги уставились на нее со страхом. – Сколько здесь тварей? – прикинула Ульяна. – Наверное, не больше четырех. Или трех. Спустимся вниз, шуметь не будем, а там посмотрим, как можно вырваться… Что-то мне подсказывает, что туман рассеялся. Побежим к машине, никто не возражает? Кинемся – и черта с два они нас догонят!..
Это был не план, а голимое убожество. Но что-то подсказывало Ульяне, что, ввиду внезапности, это может и прокатить. Если не шуметь, как одно животное в посудной лавке, постараться обуздать свой необузданный страх… Они сидели на коленях перед люком, словно бы молились (Ульяна точно молилась). Половицы внизу не скрипели, стояла тишина. Ульяна на цыпочках подбежала к окну, приложила ухо. Где-то под забором потрескивал сверчок, далеко в лесу глухо ухала ночная птица. Часы показывали половину второго ночи – время, когда живым существам полагается спать. Она выжидала – терпеливо, боясь пропустить мимо уха хоть какую-то мелочь. Потом известила шепотом, что следует пристроить телефоны так, чтобы они освещали люк.
– Только без шума, девчата, ходить на цыпочках. Чуть шумнем – пиши пропало.
Они встали в кружок, приподняли шкаф, перетащили на пустое пространство, стараясь сильно не пыхтеть. Слава богу, что во время переноски от этой рухляди ничего не отвалилось! Постояли у люка, послушали. Взялись за кровать, которая стала скрипеть ржавыми пружинами, оттащили и ее. Выключили фонари – жизнь в них еле теплилась. Ульяна приникла к люку, сжимая трубу. Сидела несколько минут, вглядываясь в черноту, не шевелилась. Остальные тоже помалкивали. Интуиция снисходительно допустила: ладно, детка, так и быть, внизу чисто…
Это было странно, хотя вполне возможно. У обитателей Распад имелись на сей час другие дела (возможно, связанные с недавно захваченными трофеями или со сном). Выждав еще немного, Ульяна перегнулась через край и рискнула включить фонарик. Среди обломков лестницы под люком имелся свободный пятачок пола, на который можно было приземлиться. Она спускалась первая – по канату из связанных штормовок, один конец которого примотали к скобе в торце створа. Спуск прошел успешно и почти бесшумно. Ульяна присела на корточки, обняв трубу, превратилась в изваяние. И снова интуиция не возражала. Второй спускалась Алла – Ульяна обняла ее за бедра, пристроила рядом с собой. Рогачевой не нравилось сидеть в одиночестве, она поехала вниз, обжигая ладони, пристроила пятки на плечи подругам и, рискованно балансируя, стала отвязывать штормовки от скобы. Ее успели поймать в четыре руки – она уже собралась с размаху протаранить груду досок! Полумертвую от страха девицу установили вертикально. Потом сидели на корточках, слушали, восстанавливая дыхание. Во мраке проявлялись очертания дверных проемов вокруг прихожей, входная дверь была не полностью прикрыта.