И над всем этим — голубой небесный купол.
Красота была неимоверная, красота и тишина… Жара немного спала, да и ветерок приносил прохладу, а солнце иногда закрывалось облаками.
Уселись прямо при дороге, в укромном уголке на траве, и начали наслаждаться: щелкали семечки и рассказывать страшные истории. Тетя Марина — свои, которые знала с детства, Лиза и Таня — свои. Юля, конечно, рассказала больше всех.
Мимо проехали мальчики на велосипедах, очень вежливо поздоровались.
Юля уже привыкла, что здесь все мальчишки невероятно вежливые. Беспрестанно эти «бонжур», «пардон», «мерси» и все такое. Сначала это ее здорово напрягало, так же, как и имя Жюли, которым ее тут называли. На «жулика» похоже. А потом даже понравилось.
Двоих из этих мальчиков — Ксавье и Мишеля — Юля уже видела, а третьего — нет. Такого если увидишь — не забудешь.
Ого, какой…
Ужасно грустно стало, что они встретились, когда Юля сидела на обочине дороги и лузгала семечки, будто простая деревенская девчонка.
А кто она еще? Простая девчонка и есть, хоть не деревенская, а городская. Все равно этот мальчик на нее даже не взглянул.
Лиза вдруг необычайно засуетилась, стала прятать кусок подсолнуха, из которого только что вытаскивала семечки.
— Ха! — сказала Таня. — Он уже все видел, зря стараешься!
Лиза бросила на сестру убийственный взгляд и украдкой показала кулак.
— Ладно, молчу, — буркнула Таня. — Молчу, молчу!
— Неужели это Алекс Бурдон? — спросила тетя Марина, удивленно глядя вслед велосипедистам. — Ничего себе вымахал! Все время был какой-то задохлик, а сейчас — ну прямо «Умри, Голливуд!»!
Таня хихикнула.
Лиза изо всех сил старалась не оглянуться на мальчиков.
— Я его раньше не видела, — сказала Юля, надеясь, что голос ее звучит равнодушно.
На самом деле она понимала Лизу.
Да уж… Вот это Алекс так Алекс!
Волосы у него — как эта золотистая солома, глаза голубые, сам загорелый, плечи широкие, руки сильные, черная майка так и обливает торс.
Наверное, ему лет пятнадцать или шестнадцать. Наверное, в лицее учится.
Раньше Юля думала, что красивые глаза — это черные глаза, как у их преподавателя физкультуры по прозвищу Обожаемый Игорек. А теперь поняла, что голубые глаза — это тоже красиво. Может быть, даже еще красивей, чем черные…
— У него бабушка в Муляне живет, и его в августе родители всегда сюда отправляют, — пояснила тетя Марина Юле. — Дом мадам Бурдон на самой окраине, на дальней дороге. Мы у нее иногда овощи покупаем. И персики. Однако мы засиделись, барышни! Не пора ли нам домой?
«Барышни» послушно сели на велосипеды, хотя всем очень хотелось еще поговорить про Алекса.
«Интересно, а он ездит на вид-гренье?» — подумала Юля. — Сегодня его точно не было, я бы заметила. А завтра? Вдруг увижу его завтра?»
— Смотрите, какие темные облака, — сказала Таня, глядя в небо.
— А если пойдет дождь? Вид-гренье отменят! — встревожилась тетя Марина.
— Не надо о страшном! — вскричали разом Юля, Лиза и Таня.
Может быть, на вид-гренье приедет и Алекс. Отменят вид-гренье — он туда не приедет.
Им всем очень хотелось снова увидеть Алекса…
Вечером по телевизору передали благоприятный прогноз на завтра, так что спать пошли в хорошем настроении. Тетя Марина опять припугнула девочек: если будут шуметь, поездка в Троншуа не состоится, — поэтому они заснули мигом, даже про Алекса ни словом не обмолвились.
А про рамочку и фотографию Юля начисто забыла.
* * *
Призрак днем — это ничто. Даже меньше, чем ничто. Он не способен никого напугать. Если его коснется свет, он исчезнет, как исчезает маленькая лужица под палящими лучами солнца. Он просто испарится!
День солдат провел, забившись в самый укромный, самый темный уголок шалаша, мечтая только об одном: чтобы как можно скорей наступила ночь. На его счастье, шалаш был плотно укрыт, да и стоял в густых зарослях.
Однако здесь находились столик и два маленьких стульчика, лежали какие-то книги. Значит, сюда приходят люди…
Неподалеку раздавался гул машин, чьи-то голоса, лай собак и чириканье птиц, но солдат не радовался этим живым звукам.
Вдруг кто-то из людей зайдет сюда? Зайдет, обшарит темные углы лучом фонарика…
Как и раньше, умирать было не страшно. Но страшно было умирать позорно! Страшно было умирать, так и не остановив врага!
Зашумела трава вокруг тропинки, хрустнули сучья. Кто-то шел к шалашу… И сейчас войдет.
Наверное, это был первый случай, когда призрак испугался человека.
И вот человек вошел.
Солдат, мигом позабыв о страхе, с любопытством уставился на него из темноты. Как давно он не видел живых людей!
Это оказался парень лет двадцати. Таким был сам солдат, когда ушел на войну. Только он помнил себя очень серьезным человеком, уже женатым. А этот какой-то… чудной. В майке, какие раньше только под рубашками носили, в трусах до колен. Хотя это не трусы, это вроде как брюки из какой-то грубой синей ткани, по колени обрезанные. И даже не обрезанные, а оборванные, вон бахрома болтается.
А волосы?! Странные у него волосы. Вроде бы темные, только из них торчат светлыми перьями отдельные пряди.
На плечах и руках парня пятна белой краски. Красил что-то? Небось и волосы перепачкал, так же как и пальцы.
Парень держал какую-то фотографию и внимательно разглядывал ее.
Потом пробормотал:
— Это они! Это точно они! Именно их я и видел. И дед их описывал именно такими! Они украли флаконы. Но почему больше никто ничего не заметил, почему только Жюли?.. Ну ладно, я мог сойти с ума, наверное, я и вправду чокнутый, как все говорят, но разве мы с Жюли могли сойти с ума одновременно?!
— Жибе! — послышался издалека голос какой-то девочки. — Ты тут? Это Люиз и Таня!
Парень дернулся, будто хотел отозваться и выйти, но потом замер, озираясь, явно пытался найти место, где спрятаться.
Солдат подумал: «А если девочки придут этого Жибе искать? Куда он денется? В тот же угол, где затаился я?»
Если бы призраки могли смеяться, он бы сейчас расхохотался…
Но в шалаш никто не вошел, голоса стихли.
Спустя несколько минут Жибе спрятал фотографию среди каких-то разноцветных книжек, лежавших на столике, потом осторожно выглянул наружу, как будто на разведку, и ушел.
До наступления ночи больше никто не появлялся в шалаше, а когда пробило полночь, солдат ощутил, что силы к нему вернулись.
Его взгляд теперь смог проникнуть сквозь нагромождение разноцветных книг на столе.