«А теперь, — сказал он, наконец, — предлагаю всему обществу встать и удостовериться в том, что все стаканы полны. Господа, предлагаю тост за процветание Фермы Животных!»
Раздались восторженные возгласы, стук бокалов, топанье ног. Наполеон до того был доволен, что поднялся и обошел стол, чтобы чокнуться с м-ром Пилкингтоном. Когда приветственный шум смолк, Наполеон, продолжавший стоять, дал понять, что тоже хочет говорить.
Стиль его речи, как всегда, был краток и точен. Наполеон сказал, что также счастлив окончанию периода взаимного непонимания. У него есть основания полагать, что некий злобный враг распускал слухи, долгое время ходившие по стране, — о том, что якобы он и его коллеги олицетворяют собой нечто сомнительное, революционное. Высказывалось предположение, что они попытаются побудить к бунту животных на соседних фермах. Ни грана истины не было в этих слухах! Единственным желанием Фермы — как ныне, так и в прошлом, — было жить в мире и поддерживать добрососедские деловые отношения. Он добавил, что Ферма, которой он имеет честь управлять, является кооперативным предприятием. Собственность, которой он владеет, является, по сути дела, коллективной собственностью свиней. Ему кажется, сказал Наполеон, что старинные подозрения уже не омрачают умы присутствующих, но этого недостаточно. В последнее время произошли некоторые изменения, которые должны ещё больше укрепить взаимное доверие. До сих пор у животных на Ферме была глупая манера звать друг друга «Товарищ». Это будет отменено. Был ещё в ходу чрезвычайно странный обычай — маршировать по воскресеньям перед черепом старого хряка, приколоченным к столбу во дворе. И это будет отменено, а череп уже закопан. Посетители, вероятно, заметили зеленый флаг, развевающийся во дворе на мачте. Быть может, они также обратили внимание на то, что рог и копыто, ранее на нём нарисованные, закрашены: отныне это будет просто зеленый флаг.
И, наконец, у него есть лишь одна поправка к великолепной добрососедской речи м-ра Пилкингтона. Оратор всё время упоминал «Ферму Животных». Он не должен этого больше делать, но мы его не виним — он не знал, не мог знать, ибо это сию минуту объявляется впервые; название «Ферма Животных» отменено. Отныне и навеки эта ферма будет известна под именем «Усадьба», то есть под своим правильным, исконным именем.
«Господа, — заключил Наполеон, — Я предлагаю вам тот же тост, но в иной форме. Наполните ваши стаканы до краев. Господа, вот мой тост: за процветание фермы «Усадьба»!»
Снова раздались приветственные клики, стаканы были осушены до дна. Животным, смотревшим на всё это сквозь мутноватые стекла, почудилась странная вещь. Что-то изменилось в очертаниях свиных рыл. Что? Старые слабые глаза Люцерны пытались рассмотреть лица. Казалось, черты этих лиц стали нечеткими, зыбкими. У тех, кто имел по три подбородка, их стало как будто четыре, А у других, вместо пяти подбородков, было видно лишь три…
Когда аплодисменты замерли и снова началась карточная игра, животные тихонько удалились. Однако не успели они отойти и на двадцать шагов, как остановились, словно вкопанные. Громкий крик несся со стороны дома. Животные кинулись обратно к окнам. В доме разыгралась крупная ссора. Крики, удары кулаками по столу, острые подозрительные взгляды, яростные утверждения и отрицания… Источником скандала, по-видимому, явился тот трудно объяснимый факт, что Наполеон и м-р Пилкингтон выложили на стол по валету пик одновременно.
Орали двенадцать голосов враз, и все — одинаково. Теперь стало ясно, что изменение очертания лиц было вполне реальным. Животные глядели то на людей, то на свиней, то снова на людей — но отличить одних от других было уже невозможно.