Она втянула голову в плечи, закрыла лицо руками и зарыдала.
— Кто?
— Хорхе Энкарсион.
О Матерь Божья! Ну и ну. Хорхе «Гадюка» Энкарсион был самым жутким из жутких наркоторговцев в этой части штата. Он действовал в основном по системе «зажигай и приручай» — то есть распространял магические наркотики: усиленные версии обычной коки и «экстази», создававшие у наркомана физический и психологический кайф. За счет временных иллюзорных чар потребитель наркотика под кайфом мог сделать что угодно и мог стать кем угодно.Стать на один день супермоделью — да пожалуйста. Вообразить себя актером на вершине карьеры — одна таблетка, и вперед. Но для людей, родившихся на свет без каких-либо магических способностей, похмелье оказывалось поистине ужасным. Наркотик пожирал тело человека, после его приема оставались шрамы, человек страдал судорогами и доходил до паралича. Так действовала система «зажигай». А вот прием «приручай» был полной противоположностью. Этот наркотик представлял собой валиум нового тысячелетия. Неудачный день на работе или кошмарная трагедия в жизни забывались после маленького укола в вену. Но привыкание развивалось стремительно быстро, и могла произойти остановка сердца или дыхания.
Но боялись «Гадюку» не из-за наркоты, а из-за его дикой жестокости. Аморальность или полное отсутствие всякой морали — это одно дело. Среди наркодилеров это очень распространено. Но для того, чтобы править миром, требуется способность уничтожать что угодно и кого угодно, кто продемонстрирует хотя бы толику слабости.
Включая двенадцатилетнюю девочку.
— Что ты ему сделала?
Мария всхлипнула и потянулась за бумажным платочком. Я держу коробку с платочками на столе, поближе к клиентам. Если платочек нужен мне, приходится тянуться через стол.
— Я должна была что-то отнести для него. Доставить в молл и передать клиенту. Это было просто. Все говорили, что это так просто и деньги хорошие.
— Но оказалось непросто. Да? Что случилось?
Девочка покраснела так сильно, что я подумала: «Сейчас она загорится».
— Они были в воздушных шариках. Ну, знаете… чтобы не унюхали датчики запаха на входе в торговый центр. Вечером я их проглотила… и должна была… не знаю, как сказать… сходить по большому, а потом отмыть шарики и передать.
Ох. Вот это да. Ужас. На самом деле я никогда особо не задумывалась о том, как именно все выглядит, когда наркотики прячут внутрь надувных шариков. Но если рассуждать логически, в кишечнике резиновый шарик разложиться не мог, но зато легко проходил по изгибам кишок. И все-таки… Ужас-ужас.
— Понятно. В общем, ты прошла в торговый центр, нашла клиента, потом пошла в туалет, и… — Я не договорила. Мне пришла в голову жуткая мысль. — А какой торговый центр?
Мария кивнула. Поняла мой вопрос.
— «Пальмы-близнецы».
Я невольно прижала руку к губам. Но я сама не поняла, что хотела сдержать — крик или смех. И девочка, похоже, сражалась с той же смесью чувств.
— Этой весной там туалеты переоборудовали, — выдавила я.
Мария кивнула и снова залилась слезами.
— Я там очень давно не была. Наша семья не может себе позволить такие дорогие магазины. И я никогда не видела туалет, где все смывается автоматически.
Полное дерьмо. В прямом и переносном смысле. Она покакала шариками, а они… п-ш-ш-ш-ш! — смылись. Вместе с дурью.
— Стало быть, у тебя теперь ни наркотиков, ни денег и… А что дальше было? Ты убежала? Ты с кем-то объяснилась или просто убежала?
Марии пришлось основательно высморкаться, а потом она ответила:
— Я убежала. А к Хорхе пошел Мануэль. Он с ним раньше работал. Он пытался уговорить «Гадюку», чтобы тот дал еще шанс. Объяснял, обещал, что мы вернем деньги. Но этот… ублюдокне стал его слушать. — Голос у девочки стал хриплым, слушать ее было больно. — Он застрелил моего брата и бросил тело перед нашим домом, а к груди Мануэля приколол записку.
Я почему-то догадалась, что записка была приколота к грудив буквальном смысле.
Я вздохнула.
— И ты — следующая.
Мария кивнула. У нее дрожала нижняя губа.
Беда была в том, что ей действительно грозила смерть. «Гадюка» славился тем, что в злобе слов на ветер не бросал. Я не могла находиться рядом с девочкой каждую минуту круглые сутки. Судя по тому, что я читала об этом мерзавце, в данный момент Мария для него стала личной мишенью. В отличие от боссов итальянской мафии он не доверял грязную работу своим подручным. Любил сам испачкать руки в крови. Но если в ближайшие дни он не заполучит Марию, очень может случиться так, что потом ему это надоест, и он даст своим людям поручение убрать ее. Тогда за ней начнут охотиться десятки, если не сотни убийц. И она умрет.
— Когда это случилось? Когда погиб твой брат?
Мне больно было смотреть на девочку.
— Два дня назад. И тогда я пошла к мистеру Рону. Он помог моей маме купить наш дом, и я подумала: может быть…
Но Рон был адвокатом по недвижимости, а не по уголовным делам. И даже адвокат по уголовным делам мало чем мог бы помочь — ну разве что попытался бы уговорить Марию сделать то, о чем ей сказала я:
— Ты в полицию звонила? Ты им рассказала, что тебе известно о «Гадюке»?
Мария замотала головой — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Она словно хотела вытряхнуть самую эту мысль из головы. А значит, она об этом думала. Может быть, даже телефон набирала.
— Нет. Не могу. Полицейские его боятся. Они никогда не появляются в нашем районе. Он их тоже убьет, и они это знают.
Я старалась никогда не думать плохо о городской полиции. Они делали потрясающую работу. Но что да, то да: сообщений о кровавых преступлениях на Федеральном бульваре поступало куда больше, чем об арестах и передаче дел в суд. То ли Энкарсион вправду так талантливо скрывал улики своих преступлений, то ли копы его побаивались. Мне казалось, что таланта тут было больше, чем страха. А значит, если я возьмусь за эту работу, жизнь моя может очень сильно укоротиться.
— Ты могла бы где-то пожить какое-то время? Уехать из города?
Эти мои вопросы, скорее, имели отношение не к реальности, а к признанию поражения.
Мария не стала возражать, а значит, была не такой уж храброй — что в данном случае было ей на пользу.
— У меня есть тетя в Айове. Так, значит, вы считаете, что надежды нет? А как же мои мама с папой?
— Надежда есть всегда. — Я в это верила и всеми силами старалась убедить в этом Марию. — И если бы ты была не просто доставщицей, надежда была бы больше. Если бы ты знала что-нибудь важное, что можно было бы обменять у властей на защиту…
Я подвесила фразу в воздухе, молясь о том, чтобы Мария пришла ко мне не с пустыми руками.