— Вчера, когда я тебя поцеловал…
— Я не собираюсь об этом разговаривать.
— Почему нет?
— Залезай на кровать, Тирни.
— Поцелуй потряс тебя не меньше, чем меня.
— Предупреждаю, если ты этого не сделаешь…
— Этот поцелуй не просто удовлетворил наше любопытство. Я давно мечтал тебя поцеловать, но я и…
— Залезай на кровать.
— Это было в миллион раз лучше всех моих фантазий,
— Повторяю в последний раз.
— Я не стану приковываться к этому изголовью! — сердито закричал он.
— А я не буду больше просить.
— Ты вчера долго не могла заснуть, верно? Я знал, что ты не спишь. И ты знала, что я не сплю. Мы думали об одном и том же. Мы вспоминали этот поцелуй и жалели…
— Заткнись, а не то я выстрелю!
— …что не пошли дальше.
Лилли спустила курок. Пуля просвистела у самой его щеки и ударила в стену. Вид у него был скорее шокированный, чем испуганный.
— Я хорошо стреляю, — предупредила Лилли. — Следующий выстрел — в тебя.
— Ты не убьешь меня.
— Если я прострелю тебе колено, ты пожалеешь, что я тебя не убила. Забирайся на кровать, — отчеканила она.
Глядя на нее со смешанным чувством изумления и уважения, Тирни попятился, пока его ноги не коснулись кровати. Он сел и подался назад. Лилли знала, что гримасы боли у него на лице непритворны, но не позволила им себя разжалобить. Когда он вот так, пятясь задом, добрался до изголовья, ему пришлось просунуть правую руку сквозь железные завитушки.
— Теперь застегни второй «браслет» на левом запястье.
— Лилли, умоляю тебя, не принуждай меня к этому. Она молча; глядела на него через короткий ствол пистолета, пока он не сдался и не приковал себя к кровати.
— Дерни в разные стороны со всей силы, чтобы я убедилась, что они защелкнулись.
Тирни несколько раз энергично дернул руками, скрежеща металлом о металл. Он был прикован.
Лилли уронила руки по швам, словно они весили тысячу фунтов. Она привалилась спиной к стене и соскользнула по ней вниз, пока не села на пол. Ее голова опустилась, она прижалась лбом к коленям. До этой самой минуты она не замечала, как ей холодно. А может быть, эта дрожь била ее от страха?
Ей было страшно, что ее предположение насчет Тирни окажется верным. Неужели он и есть Синий? В то же время она боялась ошибиться. Приковав Тирни к кровати, она могла обречь себя на смерть от удушья.
Нет, она не должна думать о том, что может случиться. Смерть отняла у нее дочь, отняла у ее дочери долгую жизнь. Будь она проклята, если даст смерти отнять и свою собственную жизнь.
Через несколько секунд она заставила себя подняться на ноги и, не глядя на Тирни, ушла в гостиную.
— Тебе надо принести побольше дров, пока у тебя еще есть силы! — крикнул он ей вслед.
Лилли не желала вступать с ним в разговоры, но и сама подумала именно об этом. Ее кожаные сапожки так и не просохли окончательно и были холодны, как лед, но она заставила себя втиснуть в них ноги.
Шапочка Тирни хрустела от засохшей крови, но легче было надеть ее, чем накрывать голову громоздким одеялом. Лилли натянула шапочку на уши и спустила до самых бровей. Она взяла и его шарф: обмотала горло и закрыла всю нижнюю часть лица до самого носа. Ее перчатки на кашемировой подкладке, конечно, не спасали от таких холодов, но все-таки были лучше, чем совсем ничего.
Когда все было надето, она направилась к входной двери. Тирни, следивший за ней из спальни через открытую дверь, заговорил:
— Лилли, ради всего святого, дай мне сделать это для тебя. Можешь всю дорогу держать меня на мушке. Мне все равно. Только дай мне сделать это.
— Нет.
— Холодный воздух…
— Замолчи.
— Черт, — выругался он, — не уходи с крыльца. Занеси бревна внутрь, прежде чем колоть.
Разумный совет. Навыкам выживания у него можно было поучиться. Интересно, завоевывать доверие женщин он так же здорово умеет? Праздный вопрос. Пять дур ему доверились. Нет, шесть. Надо и себя считать.
В коттедже было холодно, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось снаружи. Холодный воздух леденил щеки, не давал открыть глаза. Брезент, которым Тирни накрыл поленницы, был покрыт слоем снега в несколько дюймов толщиной.
Лилли вытащила полено из-под брезента. Оно оказалось таким тяжелым, что она не удержала его обеими руками. Полено звонко стукнулось о крыльцо, едва не попав ей по пальцам. Лилли неуклюже подхватила его на руки, как ребенка, открыла дверь и внесла полено внутрь. Дверь она захлопнула ногой.
Сбросив полено перед камином, она остановилась. Дышать приходилось через рот. Лилли дышала с трудом, изо всех сил стараясь наполнить легкие воздухом и в то же время внушая себе, что дышится ей легко.
— Лилли, ты в порядке?
Пытаясь не прислушиваться, она сосредоточилась на том, чтобы протолкнуть воздух.
— Лилли?
Он вроде бы был искренне встревожен. Наручники стукнулись о металл. Лилли отошла от камина.
— Хватит орать. Я в порядке.
— Черта с два ты в порядке!
— В полном порядке, если не считать того, что я заперта тут с серийным убийцей. Что ты с ними делаешь, когда они закованы в наручники, Тирни? Ты их пытаешь и насилуешь, перед тем как убить?
— Если я такой, почему же я не пытал, не насиловал и не убил тебя?
— Потому что я позвонила Датчу и оставила сообщение, что я здесь с тобой. — Ее вдруг осенило. — Теперь я понимаю, почему тебя корежило всякий раз, как я упоминала его имя, почему ты забрасывал меня вопросами о наших с ним отношениях.
— Потому что я хотел понять, не влюблена ли ты в него до сих пор.
Именно так она тогда и подумала. Он обошел ее, как дуру, заставил думать, что его настойчивые расспросы о Датче, ее бывшем муже, продиктованы ревностью. Ему удалось ее одурачить, и за это она рассердилась на себя не меньше, чем на него.
— Я больше не буду тратить силы на разговоры с тобой. Он яростно рванул наручники — раз, другой, третий.
К счастью, они выдержали.
Лилли снова вышла. Битый час она трудилась, перенося по одному полену за раз, и каждое новое полено казалось ей тяжелее предыдущего. С каждым разом ей становилось все труднее и приходилось делать все более длинные интервалы для отдыха между ходками.
К счастью, некоторые поленья оказались настолько невелики, что сразу занялись, когда она разожгла под ними щепки. Топорик, как она и опасалась, не годился для колки больших поленьев.