Не сходить ли в сарай за колуном, которого не нашел Тирни? По зрелом размышлении, Лилли решила отказаться от этой мысли. Она не была уверена, что у нее хватит сил на обратный путь. Вместо этого она пустила в ход топорик и наколола столько щепок, что хватило бы на несколько часов.
Остался не проясненным только один вопрос: проживет ли она сама эти несколько часов?
* * *
— Лилли?
Полчаса она сидела на матраце, прислонившись спиной к дивану, набираясь сил и стараясь выровнять дыхание.
— Лилли, ответь мне.
Она опустила голову на валик дивана и закрыла глаза.
— Что?
— Как у тебя дела?
Велик был соблазн не отвечать, но он то и дело звал ее по имени на протяжении последних пяти минут. Очевидно, он не сдастся, пока она не ответит.
Отбросив вязаный плед, Лилли встала и прошла к открытой двери в спальню.
— Чего тебе?
— О господи, Лилли!
Ужас, отразившийся на его лице, подтвердил ее худшие опасения. Должно быть, она выглядит, как зомби. Ей уже приходилось видеть себя раньше во время приступа астмы. Не самое приятное зрелище.
— Тебе тут не холодно? — нелюбезно осведомилась она.
— У тебя кислородное голодание.
Лилли уже собиралась повернуться и уйти, когда он торопливо добавил:
— Мне хотелось бы укрыть ноги одеялом.
Она взяла с матраца одно из одеял. Шерстяная ткань хранила тепло камина. Встав в изножий кровати, Лилли развернула одеяло и бросила его на вытянутые ноги Тирни.
— Спасибо.
— На здоровье. — Лилли заметила, что его запястья натерты до красноты дерганьем наручников.
— Это тебе не поможет. Ты только сделаешь себе больно.
Тирни взглянул на свою содранную кожу.
— Методом проб и ошибок я пришел к тому же заключению. — Он несколько раз сжал и разжал пальцы. — У меня руки немеют от недостатка кровообращения. Я плохо рассчитал, когда приковывал себя к изголовью. Надо было поместить руки ниже, на уровне пояса. Тогда мне не пришлось бы сидеть в таком неудобном положении.
— Да, не повезло.
— Ты, конечно, и не подумаешь расковать меня на минуту, чтобы…
— Нет.
— Я так и думал.
Тирни переменил положение, морщась от боли, но она не поддалась жалости, которую он пытался вызвать.
— Ты голоден? — спросила Лилли.
— У меня урчит в животе.
— Я тебе что-нибудь принесу.
— Кофе?
— Ладно.
— Это надо будет учесть как порцию воды.
Как всегда, благородный бойскаут. Всегда и ко всему готовый.
Пять минут спустя Лилли вернулась в спальню с кружкой свежего кофе и тарелкой крекеров, намазанных арахисовым маслом.
— Я оставила пистолет и ключ от наручников в гостиной. — Она встала так, чтобы не загораживать ему вид на кофейный столик. — Если ты собираешься ошпарить меня кипятком, или прижать ногами, или еще каким-то образом взять верх, пользы тебе от этого не будет никакой. Тебе все равно не добраться до пистолета и до ключа.
— Что ж, разумно.
Поставив кружку кофе и тарелку на пол, Лилли размотала шарф на его шее и отбросила его подальше.
— Это что? Еще одно оскорбление? — нахмурился Тирни.
— Ты мог бы использовать его как оружие.
— Я был бы не прочь тебя придушить, но к чему это приведет? Ты умрешь, а я так и останусь прикованным. Не больно-то умно, верно?
— Я не желаю рисковать.
— Зачем ты вообще взяла мой шарф?
— Сумеешь удержать кружку?
— Попробую. Но не обещаю, что не пролью. Почему ты надела мой шарф?
— Для тепла, Тирни. Никаких других причин. Я не твоя дама, а ты не мой рыцарь.
Лилли вложила кружку ему в руки. Он обхватил ее ладонями, наклонил голову и отпил глоток.
— Пожалуй, все же к лучшему, что руки у меня прикованы не ниже. Иначе я не смог бы ни есть, ни пить.
— Я не дала бы тебе умереть от голода и жажды.
— Ты великодушная тюремщица, Лилли. Не увлекаешься жестокими и необычными наказаниями. Однако… — Он выждал паузу, чтобы убедиться, что ее внимание приковано к нему, и только потом добавил: — Будет чертовски жестоко с твоей стороны, если ты умрешь у меня на руках.
— Я не собираюсь умирать.
— Да уж постарайся.
Его голос был полон скрытого смысла, как и устремленный на нее взгляд. Лилли старательно игнорировала и то и другое.
— Как насчет крекеров?
— Я сначала допью кофе.
Она попятилась от него и села в кресло-качалку на безопасном расстоянии от кровати, демонстративно отвернувшись от него.
— Датч часто говорил с тобой о пропавших без вести? Удивленная неожиданным вопросом, Лилли резко повернулась к нему.
— Кто же еще мог рассказать тебе о синей ленте и о прозвище Синий?
— Я никогда не расспрашивала его о делах, но слушала, когда он сам рассказывал.
— Что еще он тебе рассказывал о пропаже женщин в Клири?
Лилли ответила ему лишь холодным и твердым взглядом.
— Да будет тебе, Лилли. Если ты убеждена, что я — Синий, ты не откроешь мне ничего такого, чего я сам не знаю. Датч знал, какое значение имеет синяя лента?
— Ты хочешь сказать, какое значение она имеет для Синего?
Тирни кивнул.
— У Датча была теория на этот счет.
— Какая теория?
Лилли не хотелось делиться с Тирни тем, что ей было известно о ходе следствия по делам об исчезновении женщин. Но, с другой стороны, если она расскажет, возможно, ей удастся что-нибудь узнать от него.
— Только Торри Ламберт, первая из пропавших, не была местной жительницей.
— Она проводила каникулы в Клири со своими родителями, — кивнул он. — Они отправились в групповой поход с проводником, это было осенью. Она поссорилась с матерью и поступила очень типично для пятнадцатилетнего подростка — ушла куда-то избывать свою обиду. Больше ее никто не видел.
— Все верно.
— Перестань смотреть на меня так, Лилли. Я приехал в Клири вскоре после исчезновения девочки. Эта история неделями не сходила с первых страниц всех газет. Я их читал. Как и все вокруг. Любой мог рассказать тебе то, что я только что сказал. Что означает лента, по мнению Датча?