Папаша Андрули помолчал с минуту, потом прошептал:
- Будь счастлив тот, кто её обнимает! Ах! Старина, если бы мне было двадцать лет, как Павли, сыну Маврандони!
- Сейчас мы его увидим, он уже должен вернуться! - сказал кто-то, посмеиваясь. Все обернулись в сторону двери. Дождь продолжал лить как из ведра. Между камней булькали струи воды; молнии из конца в конец полосовали небо. Зорба, у которого от появления вдовы перехватило дыхание, больше не мог выдержать и дал мне знак:
- Дождь кончился, хозяин, - сказал он. - Пойдём-ка отсюда.
В дверях показался совсем юный парнишка, босой, растрёпанный, с огромными блуждающими глазами. Именно таким изображают иконописцы святого Иоанна Крестителя с чрезмерно увеличенными от поста и молитв глазами.
- Привет, Мимито! - вскричал кто-то с громким смехом.
В каждой деревне есть свой дурачок, а если нету, то его сотворят, чтобы веселей проводить время. Таким был Мимито.
- Друзья, - заикаясь, воскликнул он тонким, как у женщины, голосом, - вдова Сурмелина потеряла свою овцу. Тот, кто найдёт её, получит награду - пять литров вина.
- Убирайся! - крикнул старый Маврандони. - Убирайся отсюда!
Мимито, охваченный ужасом, съёжился в углу около двери.
- Садись, Мимито, и выпей раки, чтоб согреться! - сказал дядюшка Анагности, сжалившись над ним. - Что станет с нашей деревней без собственного идиота?
В эту минуту на пороге появился молодой парень, болезненный на вид, с выцветшими синими глазами, он едва переводил дух, со слипшихся на лбу волос капала вода.
- Привет, Павли! - крикнул Манолакас. - Привет, братишка, входи!
Маврандони повернулся, посмотрел на сына и нахмурил брови.
- И это мой сын? Этот недоносок? На кого он похож, дьявол его побери? Мне иногда охота схватить его за шею, приподнять и шмякнуть о землю, как лягушонка!
Зорба сидел, будто на угольях. Вдова распалила его мысли, и он не мог больше находиться в четырёх стенах.
- Пойдём отсюда, хозяин, ну же, пошли, - шептал он мне беспрерывно, - сдохнуть здесь можно! Ему казалось, что тучи разошлись, и солнце вновь появилось на небе. Он повернулся к хозяину кофейни и спросил, делая вид, что это ему безразлично:
- Кто такая, эта вдова?
- Настоящая кобылица, - ответил Кондоманолио. Он прижал палец к губам и показал глазами на Маврандони, который снова уставился в пол.
- Кобылица, - повторил он, - и не будем больше о ней говорить, чтобы не накликать беды. Маврандони поднялся и обмотал гибкий мундштук вокруг наргиле.
- Извините меня, - сказал он, - я пойду домой. Пойдём со мной и ты, Павли!
Он увёл своего сына, и оба тотчас исчезли в струях дождя. Манолакас поднялся и пошёл за ними. Кондоманолио уселся в кресло Маврандони.
- Бедный Маврандони, он, наверное, помрёт с досады, - сказал он вполголоса, чтобы его не услышали за соседними столами. - Большое несчастье пришло к нему в дом. Вчера я собственными ушами слышал, как Павли ему сказал: «Если она не пойдёт за меня, я покончу с собой!» А эта шлюха не хочет его. Она его называет сопляком.
- Пойдём же, наконец, отсюда, - повторил Зорба снова; слушая разговоры о вдове, он всё больше распалялся.
Снаружи запели петухи, дождь понемногу стихал.
- Пойдём, - сказал я, поднимаясь. Мимито вскочил в своём углу и потихоньку вышел вслед за нами. На дороге блестели камни, двери, намокшие от дождя, стали совсем чёрными, вышли старушки с корзинками собирать улиток.
Мимито подошёл ко мне и тронул за руку.
- Дай мне сигарету, господин, - сказал он, - тебе тогда повезёт в любви. Я дал ему сигарету. Он взял её тёмной от загара рукой.
- Дай мне и прикурить!
Я дал ему огня; он глубоко затянулся, затем, выпустив дым через ноздри, полузакрыл глаза.
- Я сейчас счастлив, как паша! - прошептал он.
- Куда ты идешь?
- В сад к вдове. Она сказала, что накормит меня, если я всем объявлю о пропаже её овцы.
Мы шли быстро. Облака стали понемногу расходиться, показалось солнце. Вся деревня улыбалась, вымытая и свежая.
- Тебе нравится вдова, Мимито? - спросил Зорба, пуская слюнки.
Мимито закудахтал:
- Почему бы ей мне не нравиться? Разве я вышел не из той же сточной трубы, что и все люди?
- Из сточной трубы? - сказал я удивленно. - Что ты этим хочешь сказать, Мимито?
- Вот тебе раз, из живота женщины. Я был в ужасе. «Только Шекспир, - думал я, - смог бы найти для этих самых созидательных мгновений такое вульгарное выражение, чтобы нарисовать столь мрачную и отвратительную картину деторождения».
Я смотрел на Мимито. У него были огромные пустые слегка косые глаза.
- Как ты проводишь свои дни, Мимито?
- А как бы ты хотел, чтобы я их проводил? В общем, как паша! Утром я просыпаюсь, съедаю кусочек хлеба, а потом берусь за работу, я батрачу, где попало и на кого попало. Бегаю, когда меня кто попросит, вожу навоз, собираю его на дорогах, ловлю удочкой рыбу. Я живу у тётки, мамаши Ленио, плакальщицы. Наверное, вы её знаете, её все знают. Её даже фотографировали. Вечером я возвращаюсь домой, съедаю миску супа и выпиваю немного вина. Если нету вина, тогда пью воду, божью росу, всласть, пока мой живот не станет, как барабан. Ну а потом, доброй ночи!
- А ты не хочешь жениться, Мимито?
- Я? Я не сумасшедший! Что это ты такое говоришь, старина? Нужно мне вешать на шею все эти неприятности? Жене нужны туфли! Где мне их достать? Я вот хожу босиком.
- У тебя нет сапог?
- Почему нет? Тетушка Ленио сняла их с одного, он умер в прошлом году. Но я надеваю сапоги только на пасху, чтобы сходить в церковь и позабавиться, глядя на попов. Потом я их снимаю, вешаю на шею и возвращаюсь домой.
- Скажи, Мимито, что тебе нравится больше всего на свете?
- Перво-наперво, хлеб. Как же я его люблю! Горячий! Хрустящий, особенно, если это пшеничный! Потом вино. После люблю спать.
- А женщины?
- Фу! Поешь, выпей и иди спать, я тебе сказал! Всё остальное - одни неприятности!
- Ну, а вдова?
- Оставь её дьяволу, это самое лучшее, что можно сделать. Она с сатаной водится! Он сплюнул три раза и перекрестился.
- Ты умеешь читать?
- Совсем не умею! Когда я был маленьким, меня насильно водили в школу, но к счастью, я сразу же схватил тиф и стал идиотом. Только так я и спасся. Зорбе давно надоели мои вопросы; он думал только о вдове.
- Хозяин, - обратился он ко мне, взяв меня за руку.
- А ты иди вперёд, - приказал он Мимито, - нам надо поговорить.