– Рад бы, да не могу, – сказал бедный Ральф. – Со всеми попытками покончено. Я не могу двинуться дальше. Просто подумать не могу о путешествии. Представьте себе меня между Сциллой и Харибдой. [152] Я не желаю умереть на сицилийских равнинах, чтобы и меня, как Прозерпину, – ведь именно там с ней это и приключилось – Плутон утащил в царство теней. [153]
– Тогда какая нелегкая принесла вас сюда? – спросил его светлость.
– Просто мне показалось это вдруг заманчивым, а теперь я вижу, что из моей затеи ничего не выйдет. Впрочем, там я или тут, дела не меняет. Я испробовал все средства, заглотал все климаты. И раз уж я оказался здесь, здесь я и останусь. Ведь у меня в Сицилии нет кузин, ни одной-одинешенькой, уже не говоря о замужних.
– Ваша кузина, конечно, серьезный довод. А что говорит врач?
– Я его не спрашивал, это все вздор. Если я здесь умру, миссис Тачит меня похоронит. Но я не умру здесь.
– Надеюсь, что нет, – сказал лорд Уорбертон, продолжая задумчиво курить. – Что ж, – добавил он вскоре, – признаться, я рад, что вы не настаиваете на Сицилии. Я с ужасом думал об этом путешествии.
– Но о вас во всех случаях и разговору не было бы. Я не собирался тащить вас с собой в своем кортеже.
– Разумеется, я не отпустил бы вас одного.
– Мой дорогой Уорбертон, я никогда не предполагал, что вы последуете за мной и дальше! – воскликнул Ральф.
– Я поехал бы только затем, чтобы посмотреть, как вы там устроитесь, – сказал лорд Уорбертон.
– Вы истинный христианин. И поистине добрый человек.
– Потом я возвратился бы сюда.
– А потом отправились бы в Англию?
– Нет, нет, я бы задержался здесь.
– Что ж, – сказал Ральф, – коль скоро у нас С вами одно на уме, тогда причем тут Сицилия?
Собеседник Ральфа сидел некоторое время молча и смотрел на огонь. Наконец он поднял глаза.
– Послушайте, – воскликнул он вдруг негодующе, – вы, что же, с самого начала не собирались в Сицилию?
– Ну, vous m'en demandez trop! [154] Позвольте, сперва спрошу у вас я: а вы проделали со мной это путешествие вполне… вполне платонически?
– Не понимаю, что вы имеете в виду. Мне захотелось прокатиться заграницу.
– Подозреваю, мы оба пустились в путь не без задней мысли.
– Ко мне это не относится, я не скрывал своего желания на некоторое время здесь задержаться.
– Да, помнится, вы говорили, что хотите повидать министра иностранных дел.
– Я с ним уже три раза виделся. Чрезвычайно занятный человек.
– Мне кажется, вы забыли, зачем вы приехали, – сказал Ральф.
– Очень возможно, – ответил вполне серьезно его собеседник.
Оба джентльмена принадлежали к той расе, которую, как известно, нельзя упрекнуть в отсутствии сдержанности, и за всю дорогу от Лондона до Рима они старательно умалчивали о том, что больше всего занимало их мысли. Существовала некая тема, которая не была когда-то запретной, но потом утратила свое законное право на их внимание, и даже после того, как они оказались в Риме, где многое их к этой теме возвращало, они продолжали все так же хранить свое застенчиво-беззастенчивое молчание.
– Советую вам во всех случаях получить разрешение врача, – сказал наконец после затянувшейся паузы лорд Уорбертон.
– Разрешение врача все испортит. При малейшей возможности я обхожусь без него.
– А что думает об этом миссис Озмонд? – спросил Ральфа его друг.
– Я еще не говорил ей. Вероятно, она скажет, что в Риме слишком холодно и даже предложит поехать со мной в Катанию. Она на это способна.
–. На вашем месте я был бы доволен.
– Ее муж будет недоволен.
– Могу себе представить, но вы ведь не обязаны заботиться о его удовольствиях. Это его дело.
– Но я не хочу внести между ними еще больший разлад, – сказал Ральф.
– Вы думаете, он и без того велик?
– Во всяком случае почва для него подготовлена. Если Изабелла поедет со мной, последует взрыв. Озмонд не слишком-то жалует кузена своей жены.
– Он, конечно, встанет на дыбы. Но не произойдет ли взрыв и в том случае, если вы застрянете здесь?
– Вот это я и хочу узнать. В прошлый раз, когда я был в Риме, он встал на дыбы, и тогда я счел своим долгом удалиться. Теперь я считаю своим долгом остаться и оборонять ее.
– Мой дорогой Тачит, уж ваши-то оборонительные способности!.. – начал было с улыбкой лорд Уорбертон, но, увидев что-то в лице Ральфа, осекся и вместо этого произнес: – Ну, вопрос о том, в чем состоит ваш долг в сих владениях, представляется мне весьма и весьма сомнительным.
Ральф помолчал.
– Не спорю, мои оборонительные способности ничтожны, – ответил он наконец, – но поскольку мои наступательные еще более ничтожны, быть может, Озмонд все же решил, что на меня не стоит тратить пороху. Как бы то ни было, – добавил он, – мне любопытно знать, что будет дальше.
– Стало быть, вы жертвуете здоровьем, чтобы удовлетворить свое любопытство?
– Меня не очень-то интересует мое здоровье, а миссис Озмонд интересует чрезвычайно.
– Меня тоже. Но иначе, нежели раньше, – быстро добавил лорд Уорбертон, которому впервые к слову пришлось сказать то, о чем они до сих пор умалчивали.
– Как по-вашему, она счастлива? – осмелев после этого признания, спросил Ральф.
– Право, не знаю. Я об этом как-то не думал. На днях она сказала мне, что счастлива.
– Еще бы ей не сказать этого вам! – воскликнул, улыбаясь, Ральф.
– Ну, не знаю. По-моему, как раз мне она могла бы и пожаловаться.
– Пожаловаться? Она ни за что не станет жаловаться. Она сделала шаг… который сделала… и она это знает. Вы последний человек, кому она станет жаловаться. Она очень осторожна.
– И напрасно. Я не собираюсь снова за ней ухаживать.
– Счастлив это слышать. Насчет того, в чем состоит ваш долг, во всяком случае, сомнений нет.