– Я хотела бы, если можно, – сказала она, – взглянуть на них сегодня.
Изабелла была нетерпелива, знала это за собой, но ничего не могла поделать, и сейчас тоже не сумела справиться с собой.
«Ого, – подумал Ральф, – здесь обходятся без советов». Однако досады он не почувствовал. Напротив, ее настойчивость показалась ему забавной и даже милой.
Закрепленные на кронштейнах светильники помещались на некотором расстоянии друг от друга и давали неяркий, зато мягкий свет. Он падал на чистые краски картин, на тусклую позолоту тяжелых рам, бросая отблески на тщательно навощенный пол. Ральф взял шандал и повел кузину по зале, показывая ей то, что особенно любил. Изабелла переходила от одной картины к другой, выражая восторг негромкими восклицаниями и чуть слышными замечаниями. Она явно понимала толк в живописи, обнаружив, к немалому удивлению Ральфа, природный вкус. Взяв второй шандал, она подолгу рассматривала то одно, то другое. Она высоко поднимала шандал, и тогда Ральф, отступая к середине галереи, смотрел не столько на картину, сколько на Изабеллу. По правде говоря, он ничего не терял, обращая взор в эту сторону – его кузина могла заменить многие произведения искусства. Она, несомненно, была тонка, бесспорно воздушна и, безусловно, высока. Недаром знакомые, сравнивая младшую мисс Арчер с сестрами, всегда добавляли слово «тростинка». Ее темные, почти черные волосы вызывали зависть многих женщин, а светло-серые глаза, которые иногда, в минуты сосредоточенности, выражали, быть может, чрезмерную твердость, пленяли всеми оттенками мягкости.
Ральф и Изабелла дважды медленно прошлись по галерее из конца в конец.
– Ну вот, – сказала она, – теперь я намного больше знаю.
– Вы, я вижу, стремитесь как можно больше знать, – сказал Ральф.
– Да, я хочу много знать. Большинство девушек так ужасающе невежественны.
– На мой взгляд, вы не похожи на большинство.
– Многим хотелось бы стать иными… и как их за это бранят, – сказала Изабелла, явно предпочитая пока не задерживать внимания на своей особе. И тут же, чтобы придать разговору другой оборот, спросила: – Скажите, а у вас здесь водятся привидения?
– Привидения?
– Ну, духи, те, что являются людям по ночам. В Америке мы зовем их привидениями.
– Мы здесь тоже. Когда они нам являются.
– Значит, они вас посещают? В таком романтическом старинном доме их не может не быть.
– Наш дом вовсе не романтический, – сказал Ральф. – Боюсь, вы будете разочарованы, если на это рассчитываете. Он убийственно прозаичен, никакой романтики здесь нет, разве что вы привезли ее с собой.
– Конечно, и очень много. И, по-моему, я привезла ее туда, куда нужно.
– Несомненно, если ваша цель – сохранить ее в неприкосновенности. Мы с отцом ей вреда не причиним.
Изабелла посмотрела на него.
– Разве, кроме вашего отца и вас, здесь никто не бывает?
– Почему? Моя матушка.
– А-а. С ней я хорошо знакома. Она не романтическая натура. А гости к вам приезжают?
– Очень редко.
– Жаль! Я люблю встречаться с людьми.
– В таком случае ради вас мы пригласим сюда все графство.
– Вы смеетесь надо мной, – сказала девушка строго. – А кто тот джентльмен, который гулял с вами по лужайке, когда я приехала?
– Наш сосед. Он не часто приезжает сюда.
– Жаль. Он мне понравился, – сказала Изабелла.
– Но вы, кажется, не успели перемолвиться с ним и двумя словами, – возразил Ральф.
– Ну и что же? Все равно он мне понравился. И ваш батюшка тоже. Очень понравился.
– Рад это слышать. Отец – чудеснейший человек.
– Как жаль, что он болен, – сказала Изабелла.
– Вот и помогите мне ухаживать за ним. Из вас, надо думать, выйдет отличная сиделка.
– Боюсь, что нет. Говорят, я для этого не гожусь. Слишком много рассуждаю. Но вы так и не рассказали мне о привидении, – вдруг напомнила она.
Ральф, однако, не пожелал вернуться к этой теме.
– Вам понравился отец, понравился лорд Уорбертон. Полагаю, вам нравится и моя матушка.
– Очень нравится, потому что… потому что… – Изабелла запнулась, пытаясь найти причину, объясняющую ее привязанность к миссис Тачит.
– В таких случаях никогда не знаешь – почему, – сказал Ральф смеясь.
– Я всегда знаю – почему, – ответила девушка. – Потому что она не старается нравиться. Ей безразлично, нравится она или нет.
– Значит, вы любите ее из чувства противоречия? Знаете, а ведь я очень похож на нее, – сказал Ральф.
– По-моему, нисколько не похожи. Вам как раз очень хочется нравиться людям, и вы стараетесь этого добиться.
– Однако вы видите человека насквозь! – воскликнул Ральф с испугом, не вовсе наигранным.
– Но вы мне все равно нравитесь, – успокоила его кузина. – И если хотите всегда мне нравиться, покажите мне привидение.
Ральф с грустью покачал головой.
– Я-то показал бы его вам, да вы его не увидите. Немногие удостаиваются этой чести. Незавидной чести. Привидения не являются таким, как вы, – молодым, счастливым, не искушенным жизнью. Тут надобно пройти через страдания, жестокие страдания, познать печальную сторону жизни. Тогда вам начнут являться привидения. Я свое уже давно встретил.
– Но я сказала вам – я хочу все знать, – настаивала Изабелла.
– Да, но о счастливой, о радостной стороне жизни. Вам не пришлось страдать, да вы и не созданы для страданий. Надеюсь, вы никогда не встретитесь с привидением.
Она слушала внимательно, с улыбкой на губах, но глаза ее были серьезны. Ральф подумал, что при всем своем очаровании она, пожалуй, излишне самоуверенна; хотя, может быть, в этом отчасти и состояло ее очарование? Он с нетерпением ждал, что она скажет в ответ.
– А я, знаете, не боюсь, – заявила она, и слова ее именно так и прозвучали – самоуверенно.
– Не боитесь страданий?
– Страданий – боюсь, а привидений – нисколько. И вообще я считаю, люди проявляют слишком большую готовность страдать.
– Ну вы, я думаю, не из их числа, – сказал Ральф и взглянул на нее, не вынимая рук из карманов.
– Я не считаю, что это плохо, – ответила Изабелла. – Разве человек непременно должен страдать? Разве мы созданы для страданий?
– Вы, несомненно, нет.
– Я не о себе говорю, – сказала она, делая шаг к двери.
– Я тоже не считаю, что это плохо, – сказал Ральф. – Быть сильным – прекрасно.
– Да, только про того, кто не страдает, люди говорят – какой бессердечный, – возразила Изабелла.