– Ваша матушка тоже рассчитывает насладиться этим зрелищем, – сказала Изабелла.

– О, зрителей будет предостаточно! Мы все будем с жадностью следить за вашей дальнейшей карьерой. Правда, мне не увидеть ее конца, но лучшие годы я захвачу. Разумеется, если бы вы стали женой нашего друга, вы тоже сделали бы свою карьеру – очень удачную, блестящую даже, смею сказать. Но в некотором отношении она была бы заурядной. Тут все известно заранее и нет возможности ни для каких неожиданностей. А я, знаете ли, необычайно люблю неожиданности и теперь, когда все в ваших руках, вы, надеюсь, покажете нам что-нибудь в высшей степени захватывающее.

– Я не вполне понимаю вас, – сказала Изабелла, – но все же достаточно, чтобы предупредить: если вы ждете от меня чего-то захватывающего, вы будете разочарованы.

– Да, но и вы вместе со мной – а вам трудно будет с этим смириться.

Она ничего не ответила: в том, что он сказал, была доля правды.

– Не вижу ничего дурного в том, что мне не хочется себя связывать, – резко сказала она наконец. – Мне не хочется начинать жизнь с замужества. Женщина способна быть не только женой.

– Но это у нее лучше всего получается. Правда, вы не однобоки.

– Да, боков у меня несомненно два, – сказала Изабелла.

– Я хотел сказать, вы прелестнейший в мире многогранник! – отшутился Ральф, но, встретившись с ее взглядом, тотчас вновь принял серьезный тон. – Вы хотите посмотреть жизнь – вкусить ее в полной мере, черт возьми, как говорят молодые люди.

– Нет, совсем не так, как молодые люди. Но я хочу знать, что происходит вокруг.

– Испить до дна чашу опыта?

– Вовсе нет, я не хочу даже касаться этой чаши. Она наполнена ядом! Я просто хочу увидеть жизнь сама.

– Увидеть, но не испытать, – заметил Ральф.

– Для чувствующей души здесь, по-моему, трудно провести грань. Я точь-в-точь как Генриетта. Как-то я спросила у нее, не собирается ли она замуж, и она ответила: «Не раньше, чем посмотрю Европу». Вот и я не хочу выходить замуж, пока не посмотрю Европу.

– Не иначе как вы рассчитываете вскружить какую-нибудь коронованную голову.

– Фу! Вот уж что было бы даже хуже, чем выйти замуж за лорда Уорбертона. Однако уже совсем стемнело, – сказала Изабелла, – и мне пора домой.

Она поднялась, но Ральф продолжал сидеть и смотреть на нее. Видя, что он не встает, она остановилась подле него, взгляды их встретились, и каждый, особенно Ральф, вложил в них все, что было еще слишком смутно и потому не укладывалось в слова.

– Вы ответили на мой вопрос, – произнес он наконец. – Вы сказали мне то, что я хотел знать. Я очень признателен вам за это.

– По-моему, я почти ничего не сказала.

– Нет, очень многое: вы сказали, что вам интересна жизнь и что вы решили окунуться в нее.

Ее глаза серебристо блеснули в вечернем сумраке.

– Ничего подобного я не говорила.

– Но подразумевали. Не отпирайтесь. Ведь это так хорошо!

– Не знаю, что вы мне там приписываете, но я вовсе не искательница приключений. Женщины не похожи на мужчин.

Ральф медленно поднялся со стула, и они направились к калитке, на которую запирался сквер.

– Да, – сказал он, – женщины редко кричат, какие они смелые. Мужчины же – без конца.

– Им есть о чем кричать.

– Женщинам тоже. Вот вы, например, – смелости в вас хоть отбавляй.

– Да как раз хватает, чтобы доехать в кебе до гостиницы Прэтта. Но не более того.

Ральф отпер калитку и, когда они вышли из сквера, снова запер ее.

– Попробуем найти вам кеб, – сказал он, направляясь с нею на соседнюю улицу, где было больше вероятности решить эту задачу, и еще раз предложил проводить Изабеллу до гостиницы.

– Ни в коем случае, – решительно отказалась она. – Вы и так устали; вам надо вернуться домой и сейчас же лечь в постель.

Они нашли свободный кеб, Ральф усадил ее и постоял у дверцы.

– Когда люди забывают о моей немощи, – сказал он, – мне тяжело, но еще тяжелее, когда они помнят об этом.

16

У Изабеллы не было никаких тайных причин отказывать Ральфу в удовольствии проводить ее, просто ей пришло на ум, что она и без того несколько дней нещадно злоупотребляет его вниманием, а так как юным американкам присущ дух независимости и излишняя опека быстро начинает их тяготить и казаться чрезмерной, она решила ближайшие несколько часов обойтись собственным обществом. К тому же Изабелла очень любила время от времени побыть в одиночестве, которого с момента приезда в Англию была почти полностью лишена. Дома она беспрепятственно наслаждалась этим благом и сейчас остро ощущала, насколько ей не хватает его. Однако вечер ознаменовался неким происшествием, и – прознай о нем недоброжелатель – оно сильно обесценило бы наше утверждение, будто только желание остаться наедине с собой побудило Изабеллу отклонить услуги своего кузена.

Часов около девяти, расположившись в тускло освещенной гостиной и поставив подле себя два высоких шандала, Изабелла пыталась погрузиться в пухлый, привезенный из Гарденкорта том, но, несмотря на все усилия, вместо напечатанных на странице слов видела другие – сказанные ей в тот вечер Ральфом. Внезапно раздался негромкий стук в дверь и появившийся вслед за тем слуга, словно бесценный трофей, преподнес ей визитную карточку гостя. Переведя взгляд на сей сувенир и обнаружив там имя Каспара Гудвуда, Изабелла ничего не сказала, и слуга, не получая распоряжений, продолжал стоять перед ней.

– Прикажете проводить джентльмена сюда, мадам? – спросил он, склоняясь в поощряющем поклоне.

Изабелла все еще раздумывала и, раздумывая, посмотрелась в зеркало.

– Просите, – сказала она наконец и в ожидании гостя не столько оправляла прическу, сколько заковывала в броню свое сердце.

Мгновенье спустя Каспар Гудвуд молча жал ей руку, дожидаясь, чтобы слуга закрыл за собою дверь.

– Почему вы не ответили на мое письмо? – проговорил он, как только они остались вдвоем, громко и даже слегка повелительно, тоном человека, привыкшего четко ставить вопросы и добиваться прямого ответа.

Но у Изабеллы и у самой был наготове вопрос:

– От кого вы узнали, что я здесь?

– От мисс Стэкпол, – ответил он. – Она известила меня, что сегодня вечером вы, по всей вероятности, будете дома одна и согласитесь принять меня.

– Когда же она виделась с вами, и… и сообщила вам это?

– Мы не виделись. Она написала мне.

Изабелла молчала. Она не садилась, не садился и он. Они стояли друг против друга, словно противники, готовые ринуться в бой или по крайней мере помериться силами.