– Ты будешь ночевать сегодня здесь? – спросил я Фуонг небрежным тоном, жуя рогульку.
– Мне придется сходить за вещами.
– Там, наверно, полиция, – сказал я. – Пожалуй, лучше мне пойти с тобой.
Ближе в тот день мы не коснулись темы о Пайле.
Пайл занимал квартиру в новой вилле, недалеко от улицы Дюрантон – одной из тех магистралей города, которые французы постоянно делили на части в память о своих генералах; таким образом улица де Голля, после троекратного деления, стала и улицей Леклерка, а та в свою очередь рано или поздно вдруг станет и улицей де Латтра. Сегодня должна была прилететь из Европы какая-то важная персона: вдоль всего пути к резиденции верховного комиссара через каждые двадцать шагов лицом к тротуару выстроились полицейские.
У дома Пайла, на дорожке, посыпанной гравием, стояло несколько мотоциклов. Вьетнамец-полицейский проверил мое удостоверение. Он не пустил Фуонг в дом, и я пошел разыскивать французского офицера. В ванной Виго мыл руки мылом Пайла и вытирал их полотенцем Пайла. На рукаве его костюма было жирное пятно, – машинное масло, вероятно, тоже было Пайла.
– Что нового? – спросил я.
– Машину его мы нашли в гараже. Бензина в ней нет. Вчера ночью он взял, по-видимому, велорикшу. Или чью-нибудь машину. А может, бензин вылили.
– Он мог пойти и пешком, – сказал я. – Разве вы не знаете американцев?
– Ведь ваша машина сгорела? – задумчиво продолжал Виго. – У вас есть новая?
– Нет.
– В общем, это неважно.
– Да.
– У вас есть какие-нибудь предположения? – спросил он.
– Сколько угодно.
– Расскажите.
– Видите ли, его могли убить вьетминцы. Они ведь убили в Сайгоне немало народу. Тело его было найдено возле моста в Дакоу, – это вьетминская территория, когда ваша полиция уходит оттуда на ночь. Он мог быть убит и агентами местной охранки, – такие случаи тоже известны. Может, им не нравилось, с кем он дружит. Может, его убили каодаисты за то, что он был знаком с генералом Тхе.
– А он был с ним знаком?
– Говорят. Может, его убил генерал Тхе за то, что он был знаком с каодаистами. Может, его убили приверженцы хоа-хао за то, что он заигрывал с генеральскими наложницами. Может, его убили просто с целью грабежа.
– Или просто из ревности, – сказал Виго.
– Или агенты французской охранки, – продолжал я, – которым не нравились его связи. А вы на самом деле хотите знать, кто его убил?
– Нет, – сказал Виго. – Я должен отчитаться, вот и все. Идет война, разве каждый год не убивают тысячи людей?
– Меня вы можете исключить из списка, – сказал я. – Я в этом деле не замешан. Не замешан, – повторил я, словно заповедь. – Меня оно не касается.
Если жизнь так устроена, пусть дерутся, пусть любят, пусть убивают, – меня это не касается. Моим собратьям по перу нравится называть себя корреспондентами, – слово, которое может означать «соответчик», – я же предпочитаю титул репортера. Я описываю то, что вижу, и ни в чем не принимаю участия. Даже своя точка зрения – это тоже своего рода соучастие.
– Что вы здесь делаете?
– Я пришел за вещами Фуонг. Ваши полицейские ее не пускают.
– Ладно, пойдемте вместе.
– Это очень любезно с вашей стороны, Виго.
Пайл занимал две комнаты, кухню и ванную. Мы прошли в спальню. Я знал, где Фуонг могла держать свою корзинку – под кроватью. Мы вытащили ее оттуда вдвоем с Виго; там лежали книжки с картинками. Я вынул из гардероба ее одежду: два праздничных платья и штаны. Казалось, им здесь не место и они пробыли тут совсем недолго, всего несколько часов, словно бабочка, которая ненароком залетела в комнату. В ящике я нашел ее маленькие треугольные трусики и коллекцию шарфов. Так мало вещей надо было уложить в корзинку, – куда меньше, чем берет с собой гость, уезжая за город на воскресенье.
В гостиной висела фотография ее с Пайлом. Они снялись в ботаническом саду, рядом с большим каменным драконом. Она держала собаку Пайла на поводке – черного чау с черной пастью. Собака была слишком черная. Я положил фотографию в корзинку.
– А что стало с собакой? – спросил я.
– Ее нет. Может, он взял ее с собой.
– Если она вернется, дайте на исследование землю с ее лап.
– Я не Лекок и даже не Мегрэ, а тут идет война.
Я подошел к книжной полке и стал разглядывать книги, стоявшие на ней в два ряда, – библиотеку Пайла. «Наступление красного Китая», «Угроза демократии», «Миссия Запада», – тут, по-видимому, было полное собрание сочинений Йорка Гардинга, а также множество отчетов конгресса, вьетнамский разговорник, история войны на Филиппинах, томик Шекспира. А что он читал для развлечения? Я нашел более легкую литературу на другой полке; карманное издание Томаса Вульфа, странную мистическую антологию под названием «Триумф жизни» и американский чтец-декламатор. Был там и сборник шахматных задач. Все эти книги вряд ли могли украсить жизнь после рабочего дня, но, в конце концов, для этого у него была Фуонг. В глубине полки, засунутая за антологию, лежала книжка без переплета – «Физиология брака». Видно, и половую жизнь он изучал так же, как изучал Восток: по книгам. И паролем к этой жизни было слово «брак». Пайл считал, что человек непременно должен быть с кем-то неразрывно связан.
Письменный стол его был совершенно пуст. Я сказал:
– Ну и здорово же вы здесь почистили!
– А-а… Мне пришлось это сделать по поручению американской миссии. Вы ведь знаете, как бежит молва. Квартиру могли ограбить. Все его бумаги опечатаны. – Он говорил серьезно, без улыбки.
– Нашли что-нибудь компрометирующее?
– Мы не можем позволить себе найти что-нибудь, компрометирующее нашего союзника, – сказал Виго.
– Вы не будете возражать, если я возьму одну из этих книг? На память.
– Я отвернусь.
Мой выбор пал на «Миссию Запада» Йорка Гардинга, и я положил ее в корзинку между платьями Фуонг.
– Неужели вы мне ничего не можете рассказать по-дружески? – спросил Виго. – Строго между нами. Мой доклад готов: его убили коммунисты. Можно предполагать, что это начало кампании против американской помощи. Но если говорить начистоту… Послушайте, от этой сухой материи у меня пересохло горло, не выпить ли нам здесь за углом стаканчик вермута?
– Еще рано.
– Он вам ни в чем не исповедовался, когда вы его видели в последний раз?
– Нет.
– А когда это было?
– Вчера утром. После большого взрыва.
Он подождал, чтобы я мог обдумать ответ. Допрос велся благородно.
– Вас не было дома, когда он зашел к вам вечером?
– Вечером? Нет, я был дома. Я не знал…