Не помню, кто присутствовал тогда при разговоре — Явата или Гои, а может, оба сразу, помню только, что все молчали.

— На его ход возможен только один ответ. Решил таким образом выкроить себе два дня на обдумывание. Пройдоха! — сказал, словно плюнул, мастер.

Все молчали. Невозможно было ни поддакивать Сюсаю, ни защищать Отакэ. Все мы сочувствовали мастеру. Тогда я еще не понимал, что мастер был так разгневан и одновременно разочарован, что хотел отказаться от дальнейшей игры, но при этом ни лицом, ни жестом не выдал своих чувств. Никто из присутствовавших не заметил бурю в душе мастера.

Правда, когда Явата слишком долго не мог найти записанный ход, а потом наконец нашел и поставил камень на доску, он тем самым отвлек на себя общее внимание — на мастера никто не смотрел. Однако он без раздумий, меньше чем за минуту сделал следующий ход. За считаные секунды мастер сумел взять себя в руки, причем выдержка не изменила ему в течение всего игрового дня.

Я был потрясен, когда услышал гневные слова Сюсая. А ведь он провел доигрывание как ни в чем не бывало! И тогда я открыл для себя нового мастера, который с июня по декабрь играл свою последнюю партию, — мне показалось, что я его понял.

Мастер был творцом, он создавал эту партию как произведение искусства. И вот в момент, когда картина уже почти готова, когда напряжение достигает наивысшей точки, на картину шлепается вдруг капля туши. То же самое в го — черные и белые камни ставятся на доску друг за другом, по порядку, постоянно сохраняя при этом замысел и структуру творения. Здесь, как в музыке: выражает себя дух, во всем царит гармония. И вдруг в плавный ход мелодии врывается фальшивая нота, дуэт сбивается на немыслимые рулады — и все пропало! В игре в го бывает, что просмотр или явный «зевок» кого-то из участников портит всю игру, которая, не случись этого, могла бы войти в число знаменитых партий. Что ни говори, а 121-й ход Отакэ оказался для всех неожиданным, всех поразил и вызвал недоумение. Плавное течение и ритм партии были внезапно прерваны.

Этот ход возмутил не только профессионалов, но и любителей. 121-й ход показался нам каким-то неестественным и никому не пришелся по душе. Однако позже среди профессионалов появились защитники игры Отакэ, считавшие, что в тот момент черным следовало играть именно так.

Несколько позже, делясь своими впечатлениями от матча, Отакэ сказал:

— Я рано или поздно хотел сделать этот ход.

У Циньюань высказал мнение, что белым следовало раньше сыграть в пункты Е19 и Р19. Затем добавил:

— На сто двадцать первый ход белые могли бы ответить ходом в Н19, чтобы обеспечить своей группе жизнь. В этом случае угроза черных оказалась бы малодейственной.

Вот так непринужденно, лишь слегка затронув этот болезненный вопрос, У Циньюань объяснил значение 121-го хода черных. Без сомнения, Отакэ думал точно так же.

Однако поскольку был разгар схватки в центре доски и этот ход записывался при откладывании, он рассердил мастера и посеял сомнения в болельщиках. Но, в конце концов, если записываемый ход, последний за весь игровой день, трудно найти и если в спешке записывается ход, подобный 121-му ходу, это все равно означает выигрыш времени. Такой ход позволяет не спеша обдумать ситуацию на главном поле сражения, причем на обдумывание остается целых два дня. В Ассоциации встречаются игроки, которые даже на крупных соревнованиях, попадая в цейтнот, делают ко-угрозы на дальних участках доски, когда им уже считают секунды. Они стремятся хотя бы на минуту продлить жизнь своим группам. Встречаются и такие игроки, которые искусно обращают в свою пользу даже процедуру записи хода. Новые правила порождают новую тактику. Когда возобновились доигрывания в Ито, игру четыре раза подряд откладывали при ходе черных. Вряд ли это случайность. Сам мастер был настроен по-боевому. Тогда же он сказал:

— Я не хотел смягчать свой сто двадцатый ход.

121-й ход черных был следующим.

Так или иначе, но факты неумолимы: 121-й ход Отакэ в то утро возмутил или, правильнее сказать, потряс мастера.

Когда после окончания партии Сюсай делился своими впечатлениями, он не сказал об этом ходе ни слова.

Однако через год в комментариях к «Избранным партиям» в «Полном собрании трудов мастера го» было написано так: «121-й ход — своевременная угроза. Надо сказать, что эффективность этой угрозы была бы гораздо слабее, если бы черные промедлили и позволили белым сделать ходы в Е19 и Р19».

Раз уж сам Сюсай оправдал своего противника, то наши претензии к Отакэ тем более отпадают. Мастер разгневался потому, что для той ситуации ход был очень уж неожиданным. Сомнения в порядочности Отакэ оказались ошибкой, которую вызвал гнев.

Не исключено и другое: Сюсай нарочно прокомментировал так 121-й ход черных, чтобы положить конец кривотолкам. Однако «Избранные партии» вышли в свет через год после окончания последней партии и за полгода до смерти мастера, поэтому не исключено, что он оправдал 121-й ход, зная, какие нападки тот навлек на Отакэ.

Почему «рано или поздно» Отакэ превратилось в «своевременно» Сюсая? Для меня это навсегда осталось загадкой.

39

Загадкой остался и 130-й ход Сюсая, который стал причиной его поражения.

Над этим ходом мастер думал 27 минут и сделал его в 11.34. Конечно, думать почти полчаса и ошибиться — это случайность, но почему же мастер не думал дольше и не дождался перерыва на обед? Если бы он отошел от доски и часок отдохнул, быть может, ошибки удалось бы избежать. Бес его бы не попутал. У белых оставалось в распоряжении целых 23 часа, час-другой никакой роли не сыграли бы. Но мастер не хотел превращать в средство борьбы обеденный перерыв, и поэтому на него пришелся 131-й ход черных.

130-й ход белых похож на эндшпильную контратаку. Отакэ об этом ходе сказал, что ему будто бы «выкрутили руку». У Циньюань дал похожий комментарий:

— Болевая точка черных нащупана превосходно. В момент разрезания на сто двадцать девятом ходу белые своим сто тридцатым ходом создали сильную угрозу.

172 Однако при всем при том белым нельзя было пренебрегать убийственным разрезанием черных и не отвечать на него. Если в момент наивысшего напряжения в схватке один из противников на что-то отвлекается — он погиб.

С самого начала доигрывания в Хаконэ Отакэ действовал осмотрительно и наверняка, на удар отвечая ударом, на упорство упорством. Разрезание на 129-м ходу было взрывом таившихся под спудом сил, накопленных черными за всю игру. Когда белые сделали 130-й ход в стороне от основного поля борьбы, мы все испугались, но Отакэ и не дрогнул. Белые возьмут в плен четыре камня на правой стороне, зато черные в отместку разрушат их позицию в центре. Отакэ не среагировал на 130-й ход и своим 131-м ходом «продлился» от 129-го камня, так что мастеру пришлось на 132-м ходу возвратиться к борьбе в центре. Если бы белые 130-м ходом защитились от разрезания в центре, все, наверное, обошлось бы.