Дочь есть дочь | Страница: 42

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Сказала, что на вас, как всегда, нашло.

– Что ты имеешь в виду? Нашло! – Энн рассердилась не на шутку. – Все мои нервы – напряжены до предела!

– Это точно.

Энн бросила на свою верную служительницу гневный взгляд. И беспокойно зашагала от камина к окну и обратно. А Эдит смотрела на нее – и большие, неуклюжие, костлявые, загрубелые от работы руки тоже сновали туда-сюда по фартуку.

– Ну ни минуты покоя! – пожаловалась Энн. – В эту ночь глаз не сомкнула. Чувствую себя ужасно, ужасно! – Она села на стул и прижала ладони к вискам. – Не знаю, что со мной происходит.

– Зато я знаю, – сказала Эдит. – Слишком много гуляете. Не по возрасту вам уже.

– Эдит! – прикрикнула Энн. – Ты невыносима. И с каждым днем становишься все хуже. Ты у меня очень давно, я ценю твою преданность, но если так будет продолжаться, придется тебе уйти.

Эдит подняла глаза к потолку, лицо ее приняло обычное мученическое выражение.

– Никуда я не уйду, – сообщила она, – И не надейтесь.

– Уйдешь, если я захочу!

– Если захотите, значит, вы глупее, чем я думала.

Я-то устроюсь – и моргнуть не успеете. Все эти агентства по найму домашних работниц бегать за мной будут. А вот как вы без меня обойдетесь? Приходящая домработница – Что она есть, что ее нету! Или какая иностранка. Станет вам все на растительном масле жарить, желудок портить, да и квартира гарью пропахнет. А уж по телефону эти иностранки говорить вовсе не умеют, имена все перепутают, ничего толком не скажут. А не то явится к вам такая чистюля, глядеть на нее – глаз радуется, но в один прекрасный день приходите домой, а меха ваши и драгоценности – тю-тю, пропали. Только вчера слышала – в суде напротив разбирали такое дело. Нет уж, вам надо, чтоб все было честь по чести, как у нас заведено. Чтоб я варила вам хорошие обеды и не била красивую посуду, как нонешние молодые вертихвостки. А главное – я знаю, что вам нужно. Без меня вам не обойтись, это я точно знаю и никуда не уйду. Порой, ясное дело, и мое терпение лопается, но каждый обязан нести свой крест. Так в Священном Писании сказано, а мой крест – вы, я же честная христианка.

Энн, закрыв глаза, со стоном раскачивалась из стороны в сторону.

– О, моя голова, моя голова…

Суровость Эдит как рукой сняло, глаза засветились нежностью.

– Ну вот! Давайте я сделаю вам чашечку хорошего крепкого чая.

– Не хочу чашечку хорошего крепкого чая, – капризно заявила Энн. Ненавижу эти твои чашечки чаю!

– Как вам угодно. – Эдит вздохнула, снова возвела глаза к потолку и вышла из комнаты.

Энн вынула из коробки сигарету, закурила, несколько раз затянулась, а затем раздавила ее в пепельнице. Поднявшись, она снова заходила по комнате.

Через одну-две минуты она подошла к телефону и набрала номер.

– Алло! Алло! Попросите, пожалуйста, леди Ландском.

– Ах, это вы, дорогая Марсия? – Она заговорила с деланной веселостью. Как вы поживаете?.. Да ничего особенного. Просто захотелось вам позвонить… Даже не знаю, дорогая, я чувствую себя премерзко, знаете, как это бывает. Не хотите завтра встретиться за ленчем?.. А, понимаю… В четверг вечером? Да, я совершенно свободна.

Будет очень приятно. Я приглашу Ли или еще кого-нибудь, и мы хорошо посидим. Замечательно… Я вам перезвоню утром.

Стоило ей положить трубку, как минутное оживление слетело с нее. Она опять принялась мерять шагами комнату, но, услышав дверной звонок, замерла в ожидании.

И услышала, как Эдит сказала: «Ждет вас в гостиной», – и Лора Уитстейбл вошла, – высокая, суровая, внушающая страх, но и надежду – как утес посреди бушующего моря.

Энн кинулась ей навстречу, сбивчиво и все более истерично выкрикивая:

– Ах, Лора! Лора! Я рада… Рада тебя видеть! Лора!

Лора удивленно подняла брови и внимательно посмотрела на Энн. Затем положила руки ей на плечи и заставила сесть на кушетку, а сама села рядом, приговаривая привычное:

– Ну, ну, что случилось?

Энн затараторила все тем же истерическим тоном:

– Как хорошо, что ты пришла. Я думала, что сойду с ума.

– Глупости! – отрубила дейм Лора. – В чем дело?

– Да ни в чем. Решительно ни в чем. Но я вся на нервах. И это меня пугает. Ни минуты не сижу спокойно.

Сама не знаю, что со мной происходит.

– Гм. – Лора окинула ее внимательным профессиональным взглядом. Выглядишь не блестяще.

Вид подруги ее и в самом деле огорчил. Даже толстый. слой макияжа не мог скрыть того, что Энн осунулась. И выглядела гораздо старше, чем в их прошлую встречу, несколько месяцев тому назад.

– Я совершенно здорова, – с раздражением объяснила Энн. – И тем не менее что-то со мной происходит. Сплю я только со снотворным. Чуть что, раздражаюсь и все время в плохом настроении.

– А с врачами советовалась?

– Да что в них толку?! Рекомендуют принимать бром и не переутомляться.

– Прекрасный совет.

– Да, но и абсурдный. Ты же знаешь, Лора, я никогда не жаловалась на нервы. Даже не знала, что они у меня есть.

Лора Уитстейбл замолчала, вспоминая Энн Прентис трехлетней давности. Милую, спокойную, уравновешенную, жизнерадостную. И от души пожалела, что той ее подруги больше нет.

Но вслух произнесла:

– Легко говорить, что ты никогда не была нервной.

Представь себе человека со сломанной ногой, который твердит, что она у него всю жизнь была целая.

– Но с чего бы мне вдруг стать нервной?

Лора Уитстейбл задумалась.

– Полагаю, твой доктор прав, – сказала она наконец. – Ты переутомляешься.

Энн возмутилась.

– Но не могу же я целый день сидеть дома и скучать.

– Можно сидеть дома, но не скучать, – заметила дейм Лора.

– Нет! – Руки Энн тряслись. – Сидеть дома ничего не делая не по мне.

– Почему же это? – Вопрос бесстрастный и безжалостный, как скальпель.

– Не знаю. – Руки уже ходили ходуном. – Я не могу быть одна. Не могу… – Она бросила на Лору взгляд, полный отчаяния. – Ты сочтешь меня сумасшедшей, если я скажу, что боюсь одиночества?

– Это самое разумное из всего, что ты говорила, – немедленно ответила Лора.

– Самое разумное? – переспросила Энн.

– Да, потому что это правда.

– Правда? А что ты называешь правдой?

– То, без чего мы не можем обойтись.

– Ах, тебе этого, конечно, не понять. Ты ведь никогда не боялась одиночества?