— Не будь ослом, Вернон. Я могу сама о себе позаботиться.
— О, не сомневаюсь.
— Я не глупая девчонка, которая ничего не смыслит в жизни.
— Не вижу, однако, при чем тут я.
— Послушай, — Джо стала проявлять признаки беспокойства, — тебе придется пойти на концерт.
— Нет. Ничего подобного я делать не буду. Я ненавижу музыку.
— О, но ты должен, Вернон, это единственный выход. Если я скажу, что не могу пойти, она позвонит тете Этель и предложит билет другим девочкам, тогда все пропало. Если же ты придешь вместо меня, я потом встречусь с ней в Альберт-Холле [12] , что-нибудь наболтаю, и все будет в порядке. Она тебя очень любит — куда больше, чем меня.
— Ну, не хочу я музыки!
— Я знаю, но можешь ты потерпеть разочек? Полтора часа, и все.
— О, черт возьми, Джо, я не хочу.
У него дрожали руки, Джо в изумлении уставилась на него.
— До чего забавно! Вернон, я таких людей еще не встречала — чтобы ненавидели музыку. Большинство людей просто безразличны. Но все-таки я думаю, что ты мог бы пойти — я же делаю для тебя кое-что.
— Хорошо, — отрывисто сказал Вернон.
Ничего хорошего. Но придется. Они с Джо всегда выручали друг друга. В конце концов, полтора часа, так она сказала. Но почему он чувствует себя так, как будто примял роковое решение? Он не хочет идти, не хочет идти!
Это как визит к зубному врачу — лучше не думать заранее. Вернон постарался переключиться на другое. Джо удивленно посмотрела, когда он хихикнул.
— Что такое?
— Вспомнил, как ты в детстве с важностью рассуждала, что не будешь иметь дел с мужчинами. А теперь у тебя все время мужчины, один за другим. Влюбляешься ежемесячно.
— Какой ты противный, Вернон. То были фантазии глупой девчонки. Ламарр говорит, так всегда бывает, если у человека темперамент, но, когда приходит настоящая страсть, — это совсем другое.
— Только не предавайся настоящей страсти к Ламарру.
Джо не ответила. Потом сказала:
— Я не как мама. Мама с мужчинами была мягкой. Она растворялась в них, шла на все, когда влюблялась. Я не такая.
— Да, — сказал Вернон, подумав. — Похоже, ты не такая. Ты не калечишь свою жизнь так, как она. Но ты можешь это сделать другим образом.
— Каким же?
— Не знаю. Например, выйдешь замуж за кого-нибудь, вообразив великую страсть, просто потому, что все другие его не любят, а потом будешь всю жизнь маяться. Или станешь с кем-нибудь жить, лишь бы показать, как прекрасна свободная любовь.
— Так оно и есть.
— О, я не спорю, хотя, по-моему, это антиобщественно. Но ты такая: если тебе что-то запрещают, ты обязательно должна это сделать, независимо от того, хочешь ли ты этого в действительности. Может, я неудачно выразился, но ты меня понимаешь.
— Чего я действительно хочу — это что-нибудь делать! Стать великим скульптором.
— Потому что втюрилась в Ламарра.
— Нет! Вернон, зачем ты испытываешь мое терпение? Я всегда говорила, что хочу что-то делать, еще в Эбботс-Пьюисентс!
— Как странно, — задумчиво сказал Вернон. — Вот и Себастьян продолжает говорить почти те же самые вещи. Похоже, люди меняются меньше, чем это принято думать.
— Ты собирался жениться на красавице и вечно жить в Эбботс-Пьюисентс, — поддела его Джо. — У тебя и сейчас это главная цель в жизни?
— Некоторые делают вещи и похуже.
— Лентяй! Отъявленный лентяй!
Джо смотрела на него с нескрываемым раздражением. Они с Верноном так похожи и каком-то отношении, а кое в чем совершенно разные.
А Вернон думал: «Эбботс-Пьюисентс. Через год мне будет двадцать один».
Они проходили мимо митинга Армии спасения. Джо остановилась. На ящике стоил худой бледный человек и хриплым голосом выкрикивал:
— Почему вы не хотите спасения? Почему? Иисус этого хочет! Иисус хочет вас! — с мощным ударением на «вас». — Да, братья и сестры, я скажу вам больше. Вы хотите Иисуса. Вы не признаетесь в этом себе, вы отворачиваетесь от него, вы боитесь — вот в чем дело, вы боитесь, потому что хотите его так отчаянно, вы хотите, но не знаете его! — Он взмахнул руками, и лицо его засветилось к экстазе. — Но вы узнаете! Есть вещи, от которых нельзя убежать. — Он заговорил медленно, почти с ненавистью: — «Говорю тебе, в эту ночь душа твоя будет призвана от тебя» [13] .
Вернон отвернулся с легким содроганием. Какая-то женщина истерически зарыдала.
— Отвратительно, — сказала Джо, вздернув нос. — Неприличная истерия. Я не понимаю, как разумное существо может верить в Бога.
Вернон улыбнулся и ничего не сказал. Год назад Джо каждое утро вставала к утренней службе, по пятницам демонстративно ела вареное яйцо и как зачарованная слушала в церкви Святого Варфоломея проповеди, скучные догматические проповеди красавчика отца Кутберта, который стоял так «высоко», что даже Рим не мог быть выше.
Вслух он сказал:
— Интересно, каково это — чувствовать себя «спасенным»?
3
На следующий день в половине седьмого Джо вернулась после своего тайного развлечения. Тетя Этель встретила ее в холле.
— Где Вернон? — спросила она, чтобы ее не успели спросить, как ей понравился концерт.
— Он пришел полчаса назад. Говорит, что ничего не случилось, но я вижу, что он плохо себя чувствует.
— О! — изумилась Джо. — Где он? У себя в комнате? Пойду посмотрю.
— Сходи, дорогая. Он очень плохо выглядел.
Джо взбежала по лестнице, небрежно стукнула в дверь и вошла. Вернон сидел на кровати, и было в его лице что-то такое, что Джо поразилась. Таким она его еще никогда не видела.
— Вернон, что случилось?
Он не ответил. У него был затуманенный взгляд человека, получившего страшный удар. Казалось, он был где-то далеко, куда обычные слова не долетают.
— Вернон. — Она потрясла его за плечо. — Что с тобой?
На этот раз он услышал.
— Ничего.
— Я вижу, что-то случилось. У тебя такой вид…
Слова были бессильны выразить, какой у него вид.
— Ничего, — тупо повторил он.
Она села рядом с ним на кровать.
— Расскажи мне, — сказала она нежно, но властно.
Вернон издал долгий прерывистый вздох.