Но это и значит быть творцом — безжалостность, все должно идти в дело.
А люди вроде Джейн — жертвы.
Джейн…
Он разрывался надвое — горе и дикое возбуждение.
Он подумал: «Наверное, так чувствуют себя женщины, рожая ребенка».
И снова он склонился над листами бумаги, яростно исписывал их и сбрасывал законченные на пол.
Он не слышал, как открылась дверь. Его не отвлекло шуршание платья. Только когда тихий испуганный голос сказал: «Вернон», — он поднял голову.
С усилием заставил себя посмотреть.
— Привет, Нелл, — сказал он.
Она стояла, стиснув руки, бледная, опустошенная. Заговорила, запинаясь:
— Вернон… Я узнала. Мне сказали… где ты… и я пришла.
— Да. — Он кивнул. — Пришла?
Гобои — или нет, гобои не подходят, слишком нежные. Надо что-то пронзительное, вызывающее. Но арфы пусть будут — да, арфы как вода. Вода необходима как источник силы.
Мешают! Нелл что-то говорит. Придется слушать.
— Вернон, после этого ужасного спасения от смерти я поняла… Только одно имеет значение — любовь. Я всегда любила тебя. Я пришла к тебе — навсегда.
— А-а, — тупо отозвался он.
Она подошла ближе, протянула к нему руки.
Он посмотрел на нее как будто из страшного далека. Да, Нелл исключительно красива. Можно понять, почему он в нее влюбился. Странно, но сейчас в нем нет ни грана любви. Как нелепо. Он хочет только, чтобы она ушла и дала ему заняться тем, что он делает. А тромбоны? Тромбоны усилят…
— Вернон! — Голос у нее был резкий, испуганный. — Разве ты меня не любишь?
Лучше всего сказать правду. Он вежливо и официально сказал:
— Я очень сожалею. Боюсь, что нет. Видишь ли, я люблю Джейн.
— Ты сердишься на меня — за то, что я солгала про ребенка.
— Солгала? Какого ребенка?
— Ты не помнишь? Я сказала, что у меня будет ребенок, а это было неправдой… О Вернон, прости меня… прости.
— Все в порядке, Нелл. Не стоит беспокоиться. Все к лучшему. Джордж хороший малый, ты с ним будешь счастлива. А теперь, ради бога, уходи. Не хочу быть грубым, но я ужасно занят. Если сейчас не записать, все уйдет.
Она уставилась на него.
Затем медленно пошла к двери. Остановилась, обернулась, протянула руки:
— Вернон…
Это был последний призыв отчаяния.
Он даже не поднял глаза, только нетерпеливо помотал головой.
Она ушла, хлопнув дверью.
Вернон с облегчением вздохнул.
Теперь ничто не встанет между ним и музыкой.
Он склонился над столом.