— А знает ли он…
— Что, если бы я тогда подождала два дня и не пела бы на открытии его оперы, все было бы нормально? Нет, не знает. И если ты мне друг, Себастьян, никогда и не узнает.
— Не могу обещать. Думаю, он должен знать.
— Нет, потому что я сделала непозволительную вещь! Без его ведома возложила на него ответственность за меня. Нельзя так делать. Это несправедливо. Если бы я тогда пошла и сказала Вернону, что говорит Хершел, думаешь, он позволил бы мне петь? Ни за что. А теперь я приду и скажу: «Смотри, на что я пошла ради тебя!» Стану хныкать, просить сочувствия и благодарности? — Себастьян молчал. — Ну же, дорогой, согласись, что я права!
— Да, — сказал наконец Себастьян. — Ты права. Ты поступила неэтично, что не сказала Вернону. Так пусть он и не знает. Но, Джейн, дорогая, зачем ты это сделала? Неужели музыка Вернона того стоила?
— Когда-нибудь окажется, что стоила.
— А я думаю — нет.
Наступила пауза. Себастьян спросил:
— Что ты теперь будешь делать?
— Наверное, преподавать. Может, вернусь в театр. Не знаю. Если беды посыплются одна за другой, я могу быть и кухаркой.
Оба засмеялись, Джейн — сквозь слезы.
Она вдруг встала, подошла к Себастьяну и опустилась на колени, положив голову ему на плечо. Он обнял ее.
— О Себастьян, Себастьян…
— Бедняжка Джейн!
— Как бы я хотела отнестись к этому легко, но не могу… Я любила петь, любила… Чудная музыка Радмогера. Никогда мне больше ее не петь.
— Джейн, ну почему ты такая дура?
— Не знаю. Чистый идиотизм.
— Если бы у тебя был шанс…
— Я сделала бы то же самое.
Тишина. Потом Джейн подняла голову и спросила:
— Себастьян, помнишь, ты говорил, что во мне есть «движущая сила»? Что никому не удастся сбить меня с пути? А я сказала, что это сделать легче, чем ты думаешь. Оказавшись на одной дорожке с Верноном, в сторону отступаю я.
Себастьян сказал:
— Да, странно устроена жизнь.
Джейн села на пол, не выпуская его руки.
— Ты можешь быть умным, — размышлял Себастьян, — можешь предвидеть, планировать, добьешься успеха, но, будь ты самым умным в мире, тебе не избежать страданий. Это так нелепо. Я знаю, что я умен, что добьюсь вершин во всем, за что возьмусь, не то что Вернон. Вернон то гений, вздымающийся к небесам, то беспутный лентяй. Если что у него есть, так это его дар. А у меня лишь способности, но, будь я самым способным в мире, я все равно не могу не пораниться.
— Никто не может.
— Не знаю. Если посвятить этому всю жизнь. Думать только о своей безопасности… Опалил крылышки — это еще не конец. Надо построить крепкую стену и укрыться за ней.
— Ты имеешь в виду кого-то конкретного? Кого?
— Просто размышляю. Если быть точным, то о будущей миссис Джордж Четвинд.
— Нелл? Думаешь, она сумеет укрыться от жизни?
— О, у Нелл великолепная приспособляемость. — Он помолчал, потом спросил: — Джейн, Джо тебе писала?
— Да, дорогой, два раза.
— Что она говорит?
— Очень мало. Как она веселится, как довольна собой, как великолепно чувствует себя человек, который имел мужество отвергнуть условности. — Она помолчала и добавила: — Она несчастлива, Себастьян.
— Ты думаешь?
— Уверена.
Они долго молчали. Два лица были обращены к холодному камину. За стеной по набережной мчались такси, жизнь продолжалась…
3
Девятого августа Нелл Верикер сошла на станции Паддингтон и медленно направилась в сторону парка. Мимо нее в открытых машинах проезжали старые дамы, увешанные драгоценностями. На каждом углу красовались афиши. В каждом магазине толпились люди, спеша купить что-нибудь из предметов первой необходимости.
Нелл повторяла себе: «Началась война», — и не могла в это поверить. Сегодня война впервые дала о себе знать. Об этом свидетельствовал случай на вокзале: в кассе отказались разменять пятифунтовую банкноту. Смешно, но так и было.
Мимо проезжало такси, Нелл остановила его, села и дала адрес Джейн в Челси. Взглянула на часы — пол-одиннадцатого. Так рано Джейн еще не могла уйти из дому.
Нелл вышла из лифта и встала перед дверью, дожидаясь ответа на звонок. Сердце стучало. Сейчас дверь отворится; она побледнела. Открывается! Вот они с Джейн лицом к лицу.
Ей показалось, что Джейн чуть вздрогнула, и только.
— А, это ты.
— Да, — сказала Нелл. — Можно войти?
Ей показалось, что Джейн заколебалась, но потом отступила и пропустила ее. Сразу прошла через холл и закрыла дверь в дальнем конце, а перед Нелл открыла комнату, вошла следом и плотно прикрыла дверь.
— Ну?
— Джейн, я пришла спросить, не знаешь ли ты, где Вернон.
— Вернон?
— Да. Я вчера приезжала к нему — он съехал, и хозяйка не знает куда. Она сказала, что его письма пересылает тебе. Я вернулась домой, написала тебе письмо, но потом подумала, что ты не ответишь, и пришла сама.
— Вижу.
В ее тоне не слышалось ни малейшего желания помочь.
— Я была уверена, что ты знаешь, где он.
— Знаю.
«Неоправданно замедленный ответ, — подумала Нелл, — то ли знает, то ли нет».
Снова пауза. Джейн спросила:
— Зачем ты хочешь видеть Вернона?
Нелл подняла побледневшее лицо.
— Я поступила чудовищно, просто чудовищно! Теперь я это вижу — когда началась война. Я повела себя как жалкая трусиха. Я себя ненавижу. Просто из-за того, что Джордж добрый, хороший и — богатый, да! Джейн, ты должна презирать меня, я знаю! Ты права. Война все прояснила, верно?
— Не совсем. Войны бывали раньше, будут и впредь. Они ничего, по существу, не меняют.
Нелл словно и не слышала ее.
— Жениться надо только по любви, все остальное — порочно. Я люблю Вернона. Я всегда его любила, но мне не хватало смелости… О Джейн! Неужели уже поздно? Возможно, он не захочет меня видеть. Но я должна с ним повидаться. Я должна ему сказать.
Она жалобно глядела на Джейн. Захочет ли та помочь? Если нет, она попросит Себастьяна — но Себастьяна она боялась. Он может просто отказать ей, и все.
Через минуту-другую Джейн медленно произнесла:
— Я могу его тебе предоставить.
— О, спасибо, Джейн. Скажи еще — а война?..
— Он собирается пойти на войну, если ты об этом спрашиваешь.
— Да… О! Какой ужас, если его убьют. Но война долго не продлится. Все говорят, до Рождества.