— Без тебя я — вообще никто, Лена!
И я принялся ее целовать. Наши тела идеально подходили друг другу, с точностью до миллиметра. Ведь мы созданы друг для друга, что бы там ни говорили Вселенная или мой взбесившийся пульс. Я чувствовал, как из меня вытекает энергия, но продолжал целовать Лену. Она оттолкнула меня за секунду до того, как мое сердце должно было начать замирать.
— Итан, лучше не надо…
Я вздохнул, перекатился на спину и погладил ее волосы.
— Мы даже не начали!
— Сперва надо выяснить, почему с каждым разом становится все хуже, то есть… сильнее. Мы должны быть осторожными.
— Какая разница? — обняв ее за талию, спросил я.
— Я права, Итан. Мне не хочется случайно поджечь тебя.
— Не знаю… оно в любом случае того стоит!
Она улыбнулась, а я засмеялся, уставившись в потолок. Лена не ошиблась. Думаю, из чародеев только инкубы могли держать свои способности под контролем. В Равенвуде царил полный хаос. Но мне было необходимо касаться ее, Лена для меня — как глоток свежего воздуха.
Послышалось мяуканье — у нас в ногах копошилась Люсиль. После того, как Харлон Джеймс IV оккупировал ее постель, она прочно обосновалась в моей комнате. В ночь, когда на Гэтлин обрушился ураган вексов, папа срочно вернулся из Чарльстона и на следующий день обнаружил собаку бабушки Пру. Пес трясся от ужаса во дворе детского сада. Стоило лапам Харлона Джеймса переступить порог нашего дома, как он совершенно обнаглел. Он прочно обосновался на подстилке Люсиль, занялся ее курицей из фарфоровой тарелки и даже научился скрестись о когтеточку.
— Остынь, Люсиль! — увещевал ее я. — Тебе не привыкать!
Но все уговоры были без толку. Пока Сестры живут с нами, Люсиль решила переехать ко мне, и точка.
Лена чмокнула меня в щеку, нашарила на полу сумку и выудила оттуда потрепанный экземпляр «Больших надежд».
— Это еще что?
— Вообще-то книга, — смущенно пробормотала Лена.
— Ты ее нашла в шкатулке Сэрафины? — уточнил я на всякий случай.
— Итан, ты чего?..
— Это — не просто книга, Эль!
Лена нехотя открыла том и принялась листать изорванные страницы. Найдя нужный лист с загнутым уголком, она прочитала:
— «Она казалась такой бесконечно одинокой, что я проникся бы к ней жалостью, даже если бы она нанесла мне обиду горше той, за которую я мог на нее пенять. Преисполненный сострадания к ней, я думал о том, что вот и я стал одним из обломков крушения этого злосчастного дома…» — закончила Лена. — Между прочим, отрывок подчеркнут.
Конечно, Лена жаждала узнать о матери — не о Сэрафине, а о той женщине, которую мы встретили в видении. Наверное, Лена думала, что разгадка кроется в искореженной шкатулке с вещами, принадлежавшими ее матери. Но при чем здесь пометки в романе Диккенса? Все, что находилось в шкатулке, уже запятнано кровью, которую пролила Сэрафина.
— Дай сюда, — потянулся я за «Большими надеждами», но неожиданно моя спальня закачалась и растаяла…
…начинался дождь. Сами небеса скорбели по судьбе Сэрафины. Промокнув до нитки, она добралась до дома Идсов и вскарабкалась наверх по решетке под окном Джона. На мгновение застыв в нерешительности, вытащила из кармана темные очки, которые украла в «Винн-дикси», надела их и тихонько постучала по стеклу.
Вихрь вопросов роился в ее голове. Сможет ли она признаться Джону? Как объяснить ему, что она не изменилась? Способен ли светлый чародей продолжать любить ее теперь, когда она превратилась в… чудовище?!
— Изабель? — сонно удивился Джон, потирая глаза. — Что ты здесь делаешь? — спросил он, помогая ей перелезть через подоконник.
— Мне… надо было увидеть тебя!
Джон потянулся к настольной лампе, но Сэрафина опередила его:
— Не включай! Родителей разбудишь!
— Что случилось? — удивился он. — Тебя кто-то обидел?
Да, ее оскорбили, ей причинили боль, но как начать тягостный разговор? Джон знал о проклятии, тяготевшем над ее семьей, но Сэрафина даже не упоминала о своем дне рождения. Она просто назвала дату, до которой оставалось еще несколько месяцев, чтобы он лишний раз не волновался. Именно сегодня и настала ее шестнадцатая луна — ночь, которой она боялась всю сознательную жизнь.
— Я не могу, — прошептала Сэрафина и разрыдалась.
— Господи, как ты замерзла! — воскликнул Джон, крепко обнимая ее. — Я люблю тебя, не плачь!
— Все пропало, — прошептала она.
Сэрафина думала об их совместных планах на будущее. Они собирались поступить в один колледж: Джон на следующий год, а Сэрафина — позже. Он решил выучиться на инженера, а она выбрала литературный факультет. Ей всегда хотелось стать писательницей… После окончания они намеревались пожениться.
Теперь об этом можно забыть. Их надежды потерпели крушение за одну ночь.
— Изабель, ты меня пугаешь! — Джон прижал ее к груди. — Нас ничто не разлучит!
Сэрафина высвободилась из его объятий и, сняв темные очки, посмотрела на него золотистыми глазами темной чародейки:
— Уверен?
— Что с тобой? — оправившись от первого шока, произнес Джон.
— Сегодня мой день рождения, — выдохнула она, опустив голову. — Но я не сомневалась, что буду светлой! Я молчала, чтобы ты зря не нервничал… но сегодня, в полночь… — По ее ледяным щекам заструились горячие слезы, и она оборвала себя на полуслове.
— Это какая-то ошибка! — пыталась она успокоить то ли саму себя, то ли Джона. — Считается, что когда человек превращается в темного, то он меняется… забывает о своих любимых… Но я ничего не забыла!
— Полагаю, это вопрос времени, — вырвалось у Джона.
— Я справлюсь! Клянусь, я не хочу быть темной!
Силы покинули ее: сначала от нее отвернулась мать, затем сестра, а теперь она могла потерять и Джона. Сколько еще боли ей предстоит пережить? Рыдая, Сэрафина опустилась на пол. Джон присел возле нее и произнес:
— А мне наплевать, какого цвета у тебя глаза!
— Но мне никто не верит! Мама даже домой меня не пустила, — всхлипывала она.
— Значит, мы немедленно уезжаем, — буркнул Джон.
Он схватил дорожную сумку и стал кидать туда все самое необходимое.
— Куда?!
— Придумаем, — ответил Джон, застегивая молнию. — Не важно, — сказал он, глядя в ее золотистые глаза. — Главное, что мы вместе.
Мы снова оказались в моей комнате, ощутив полуденный зной. Видение растаяло, забрав с собой девушку, которая не имела ничего общего с нынешней Сэрафиной. По лицу Лены текли слезы, и на секунду она показалась мне похожей на свою юную мать.
— Джон Идз — мой отец.