— Готов поспорить, что она вдобавок устроит разнос группе поддержки.
— Тогда ее выгонят из школы.
— Нет, сначала она сожжет «Джексон» дотла, — возразил я, сворачивая на перекрестке с трассы номер девять.
Кроны дубов смыкались над дорогой, ведущей к дому Лены, в тени было на пару градусов прохладнее. В окно подул легкий ветерок и растрепал темные кудри моей девушки.
— Вряд ли Ридли сможет утихомириться дома. Мои родственники прямо с цепи сорвались. Тетя Дель вообще плохо понимает, что к чему.
— А с ней такое и раньше бывало.
— Вчера она решила, что Райан — это Рис.
— А как Рис? — поинтересовался я.
— Постоянно жалуется, что не контролирует свои способности. Иногда срывается на мне, то ли потому что прочитала что-то в моем лице, то ли потому что ей ничего не удалось.
— Остается еще твой дядя.
— Да… Дядя Мэкон каждый день уходит в туннели. Он точно что-то скрывает от меня.
— Неудивительно!
Я улыбнулся и притворился «беспечным ездоком», но хруст саранчи под колесами становился все громче.
— Уже прошло несколько недель с тех пор, как он вернулся к нам, а я пока не представляю, что он за чародей. Понятно, что светлый, но какой именно? Он отмалчивается.
— А если он сам не понял?
— Ладно тебе! — буркнула Лена и отвернулась.
Я взял ее за руку. Стояла такая духота, что я почти не ощутил привычного жара от прикосновения к Лене.
— Поговори с бабушкой.
— Она проводит половину времени на Барбадосе, пытается все уладить, — уклончиво объяснила Лена.
Ее семья хотела найти способ восстановить порядок мироздания — избавить всех нас от нарастающего безумия, саранчи и других катастроф, грозящих миру смертных.
— На Равенвуд наложено больше защитных заклинаний, чем на тюрьму колдунов, — произнесла она. — У меня там начинается настоящая клаустрофобия! Защита в каком-то смысле работает против нас, — грустно добавила Лена. — Хорошо, что Ридли теперь смертная. Она, наверное, ничего особенного не чувствует.
Я предполагал обратное, но спорить не стал. Мы приближались к огромному дому, окруженному плотным туманом, который был совершенно не связан с погодными условиями и вибрировал, как линия высоковольтных передач.
Вот она — истинная атмосфера темной и светлой магии. После событий у Великого Барьера я ощущал ее каждой клеткой своего тела. Я притормозил у причудливых кованых ворот у входа в Равенвуд. Воздух потрескивал, будто приближалась гроза. Сами по себе ворота особой преградой не являлись. Пришедшие в запустение за время отсутствия Мэкона, сады Равенвуда превратились в спасительный оазис. И стоило нам пройти сквозь ворота, как я ощутил, что внешний мир тянет меня обратно, а Равенвуд затягивает внутрь. Поместье предстало передо мной во всей красе — бесконечные выжженные поля сменились буйной зеленью, сады сияли блестящей, нетронутой вредителями листвой. Клумбы Мэкона пышно цвели, деревья были аккуратно подстрижены, зеленые лужайки простирались от особняка до реки Санти. Даже гравийные дорожки выглядели новенькими и нарядными. Однако человеческая реальность напирала на Равенвуд, подступая все ближе к воротам поместья. Не зря его обитатели прибегли к охранительной магии! Но волны привычного мира разбивались о скалы, ведя бесконечную битву с камнями и с каждым ударом отвоевывая песчинку-другую. Рано или поздно они возьмут свое. Равенвуд не сможет долго оставаться оплотом благополучия на гибнущей Земле.
Я подъехал к дому, мы выскочили из машины и жадно вдохнули влажный воздух. Лена бросилась на прохладную траву, я присел возле нее. Этого момента я ждал целый день, и мне было безумно жаль, что Эмма, папа и остальные гэтлинцы оказались в ловушке под пылающим на ярком синем небе солнцем. Сколько я еще продержусь?
«Бедный».
«Черт, я не хотел…»
«Я знаю, ты ни в чем не обвиняешь меня».
Лена подвинулась ко мне поближе и дотронулась до моей щеки. Я собрался с силами. Теперь, когда мы прикасались друг к другу, у меня не просто начинало колотиться сердце — из моего тела просто-напросто высасывали энергию. Лена убрала руку и заговорила:
— Я во всем виновата.
— Эль, послушай…
— Ночью я ложусь спать, закрываю глаза и пытаюсь справиться, — начала она, перекатившись на спину. — Стараюсь призвать облака и положить конец этой кошмарной погоде. Но все безумно сложно. Как нам тяжело защищать Равенвуд, — тихо произнесла она и сорвала травинку. — У дяди Мэкона нет никаких идей. Бабушка считает, что будущее узнать невозможно, поскольку раньше такого никогда не случалось.
— Ты им веришь?
С Леной Мэкон вел себя так же скрытно, как Эмма — со мной. Если Лена что-то и сделала не так, то Мэкон будет последним человеком, который сообщит ей об этом.
— Дело ведь не только в Гэтлине. Мой поступок влияет на каждого чародея во Вселенной. Проблемы с магическими способностями возникли и у других.
— Ну, твой дар всегда был непредсказуем!
— Я бы не стала причислять спонтанные возгорания к талантам, — отвела глаза Лена.
Где-то она была права. Гэтлин балансировал над пропастью на краю невидимой скалы. Но я не мог согласиться с ней вслух — только не сейчас, когда она чувствует ответственность за ситуацию, в которую мы попали.
— Мы все выясним!
— Мне бы твою уверенность…
Она подняла руку вверх, и я вспомнил, как впервые побывал с ней в саду Гринбрайра. Раскинувшись на траве, Лена играла с облаками. Она управляла ими, водя по воздуху кончиками пальцев, и создавала новые, удивительные формы. Тогда я даже не подозревал, во что ввязался, но если бы и знал, то это ничего бы не изменило.
А что мы имеем сейчас? Ничего, кроме угрожающей спалить нас заживо синевы. Лена внимательно взглянула на меня.
— Это не закончится. Будет только хуже, и мы должны подготовиться ко всему, — прошептала она, рассеянно взмахнув рукой. — Сэрафина и Абрахам не исчезнут.
«Я с тобой».
Она нарисовала перед собой круг.
— Итан, а я уже ничего не боюсь.
«Я тоже. Пока мы вместе, ничего страшного не случится».
— Верно. А если случится, то из-за меня. И я опять начну исправлять ошибки. Понимаешь? — спросила она.
«Нет».
— А может, не хочешь понять?
«Просто не могу».
— Помнишь, как Эмма сказала тебе, чтобы ты не пытался сделать дыру в небе, а то Вселенная в нее вывалится?
— П-о-с-л-е-д-с-т-в-и-я. Одиннадцать по вертикали. То есть давай-давай, Итан Уот, потяни за одну ниточку, и мир распустится, как свитер, — усмехнулся я, пытаясь рассмешить Лену.