– Дословно. Абсолютно. Слово в слово.
– Тогда у нас с тобой два варианта. Либо Мамонтов сам пересказал разговор кому-то, либо у него в телефонном аппарате «жучок». Я потому и спросила, где он стоит. Что мы имеем на видеопленке?
– Правильно, – воодушевился Коротков, – правильно! На пленке у Мамонтова рожа такая, что сразу видно: его только что били. А за спиной плакат с Чаком Норрисом и видна спинка дивана с серой обивкой. Такой диван и такой плакат есть в его квартире. Значит, снимали у него дома, и пока в комнате били и делали запись, кто-то вполне мог в прихожей насовать в аппарат всякую гадость. А когда Никиту убили, «жучок» сняли.
– Ага, или не сняли.
– Почему не сняли? – не понял Коротков.
– Не знаю, – Настя пожала плечами и достала еще одну сигарету. – Мало ли причин. Забыли, например. Или не успели, торопились сильно. Или спугнул кто-то.
– Вот черт! – от досады Коротков резко прибавил газ, от чего старая развалина, на которой они ехали, затряслась, как в лихорадке, и грозила вот-вот рассыпаться. – Не подумал я об этом. Да ведь в тот момент, когда обнаружили труп Мамонтова, никому и в голову не могло прийти, что через несколько дней появится статья и в ней будет дословно воспроизведен наш разговор. Если бы знал, обязательно телефон проверил бы. А теперь без толку, столько времени прошло, аппарат в стольких руках побывал…
Снегопад внезапно усилился, и ему пришлось сбавить скорость, потому что видимость была почти нулевая. Настя стала замерзать. Она снова натянула перчатки и спрятала руки в карманы, но это мало помогло. Хорошо, что ехать осталось недолго, минут десять, если повезет, конечно.
– Юр, ты все-таки подумай насчет «Русской тройки», – попросила она. – Ведь мелькала же она где-то совсем недавно, я точно помню.
– Ася, не приставай. Между прочим, что это за душераздирающая история про безымянного начальника службы безопасности, которого убили и которого тебе надо вычислить? Почему я ничего об этом не знаю?
– Я тебе расскажу как-нибудь, но попозже, не теперь.
– Почему не теперь?
– Пока еще рано. Мне нужно самой убедиться, чтобы не гнать волну понапрасну.
– Опять секреты? Мы с тобой, кажется, не чужие…
Коротков обиженно засопел, и Настя легко рассмеялась, глядя на его надутую физиономию.
– А я с тебя пример беру. Ты за один графин с водой сколько всего с меня стребовал, забыл? И кофе, и конфеты, и отчет о командировке. Вот и я буду так же поступать. Пока не вспомнишь, где я видела упоминание о банке «Русская тройка», ничего тебе не расскажу про начальников службы безопасности.
– Ну Асенька, – взмолился Коротков, – ну как же я могу это вспомнить! Если бы речь шла о том, что Я это где-то видел или слышал, тогда другое дело. Но ведь речь о ТЕБЕ. Откуда я могу знать, где и что ты видела?
– Как хочешь, – она пожала плечами и зябко поежилась. – Не можешь вспомнить – не услышишь мою историю.
– Нет, ты все-таки выдра, – безнадежно вздохнул он.
Чем ближе к дому, тем больше Настю охватывала тревога. Сегодня Денисова должны были оперировать. Как все прошло? Она еще вчера договорилась с Анатолием Владимировичем Старковым, что тот непременно сообщит ей о результате. Но было ясно, что звонить он будет только ей домой, а ни в коем случае не на работу. В том, что Старков позвонит, она не сомневалась, за людьми Денисова необязательности не водилось. Но вот что он ей скажет…
У своего подъезда Настя торопливо попрощалась с Коротковым и помчалась домой отогреваться. Первой мыслью было залезть в горячую ванну, но она тут же вспомнила, как некоторое время назад тоже грелась в горячей воде. Тогда ей позвонил Старков и сообщил, что Денисов тяжело болен. И она так разнервничалась, что даже в ванне не могла справиться с ознобом. Она подумала, что если сейчас залезет в горячую ванну, то Старков обязательно позвонит и сообщит неприятное известие.
Для борьбы с холодом существовал еще один способ, заключавшийся в зажигании всех четырех конфорок на газовой плите. Настя стащила в прихожей сапоги, зажгла в кухне газ и уселась за стол, не снимая куртки. Минут через десять стало тепло, хотя и душновато, и можно было рискнуть расстегнуть куртку, а еще через десять минут и вовсе снять ее.
Она сидела на кухне, погрузившись в странное оцепенение и с наслаждением чувствуя, как согревается промерзший организм. Хотелось выпить кофе, но отчего-то не было сил встать и налить воды в стоящий на столе электрический чайник. Откуда такая слабость? Два часа просидела за столом, потом минут сорок в машине, ведь не стояла, не ходила и не бегала, тяжести не таскала. Когда-то ей говорили, что интеллектуальный труд может вызывать ощущение физической усталости, но Настя не верила. И почему не верила, глупая? Результат налицо. Да нет, не может быть, глупости это все. Просто газ в четырех зажженных конфорках съедает весь кислород, отсюда и отупение, и нежелание двигаться…
Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Она с трудом пришла в себя и не сразу сообразила, что это за звук и где находится аппарат. Телефон стоял здесь же, на полу, рядом с ней, но Насте понадобилось некоторое время, чтобы найти его и снять трубку. Услышав голос Анатолия Владимировича, ей уже не нужно было вникать в произносимые им слова. И так все понятно. Эдуард Петрович Денисов умер.
* * *
Василий Валерианович был вполне удовлетворен тем результатом, который он получил в процессе им же самим закрученной интриги. Все шло как по маслу. А то, что в ходе этого «смазанного маслом» движения умирали люди, было делом второстепенным и совершенно неважным.
Он стоял у самых истоков этой секретной государственной программы. Услышал где-то общую идею и долго, долго ее переваривал, находя в ней все новые и новые положительные стороны. Впоследствии, когда ситуация с пополнением государственного бюджета за счет налогов стала критической, Василий Валерианович начал сначала осторожно, а потом все более настойчиво пропагандировать идею как всей программы в целом, так и особой ее части, связанной с подготовкой и внедрением в коммерческие структуры специально обученных людей, которые будут давать правоохранительным органам информацию о финансовых нарушениях и разных хитростях, позволяющих уменьшать размеры налогообложения. Кроме того, Василию Валериановичу очень импонировала идея о создании особых структур, или фирм, которые умышленно должны привлекать к себе «грязные» деньги. Он знал, что в США такие вещи делаются. Фирма, созданная ФБР, работает около девяти-десяти месяцев, привлекает к себе интерес тех, кто имеет дело с наркотиками и оружием, получает нужную информацию и самоликвидируется. Дальше уже работают федеральные агенты.
Вряд ли нашелся бы человек, который не считал бы Василия Валериановича Галузо искренним борцом за укрепление налоговой дисциплины и радетелем государственной казны. И лишь очень немногие, в том числе и близкий кореш Виталий Аркадьевич Боровков, знали, что именно стоит за этим радением и борьбой. Галузо был стратег, он никогда не жил сегодняшним днем. Его глаза на длинном морщинистом лице всегда смотрели вперед, в будущее. Если разработать и утвердить государственную программу и особенно ее секретную часть, то можно подмять под себя всех крупнейших финансистов России. И не только России… С одной стороны, обеспечить финансирование программы и ее бесперебойное осуществление и тем самым завоевать себе авторитет хорошего организатора, опытного управленца и дальновидного политика. С другой стороны, поставить на колени всех воротил и держать их на коротком поводке, доить из них деньги на программу и взамен давать им обещания, что их не тронут. Пройдет некоторое время, страна начнет готовиться к очередным президентским выборам 2000 года, и вот тогда все поймут, что такое есть Василий Валерианович Галузо. Потому что деньги на предвыборную гонку нужны будут всем. А где их взять? Правильно, у финансистов и промышленников, вербуя их в свой стан и обещая после прихода к власти предоставлять им всяческие льготы и привилегии. Вот тогда-то финансисты и промышленники и призадумаются, а не пойдут ли их действия вразрез с интересами тех, кто обещает им защиту от всепроникающей государственной программы. А то дадут деньги на предвыборную борьбу какого-нибудь кандидата в президенты, а тем, кто осуществляет налоговую программу, этот кандидат не нравится. И скажут они: «А забирай-ка ты, Иван Терентьич, свои паршивые ворованные, от казны укрытые деньги из бюджета нашей замечательной государственной программы и катись-ка ты куда подальше со своим вшивым-паршивым кандидатом. А с завтрашнего дня напихаем мы в твой концерн своих специалистов, они быстро тебя на чистую воду выведут». При такой перспективе финансово-промышленные магнаты еще десять с половиной раз подумают, прежде чем соглашаться поддерживать чью бы то ни было предвыборную кампанию. А подумав как следует, пойдут к Василию Валериановичу Галузо да и спросят у него совета. Но совет – это так, эвфемизм для наивных. На самом же деле не совета они спросят, а разрешения. РАЗРЕШЕНИЯ.