Год бродячей собаки | Страница: 19

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

А он измельчал, думал Нергаль, наблюдая, как бывший советник, на манер краба, двигался боком, забегал вперед и заглядывал ему в глаза. Куда-то подевались уверенность и даже налет барственности, место которых заняла мелочная суетливость. Да, видимо ссылка никому не идет на пользу… Впрочем, все это быстро пройдет, если дать ему шанс занять прежнее положение…

Между тем, они свернули с Риджент-стрит и углубились в лабиринт боковых улиц, ведущих к району Мэйфэа. Здесь было меньше машин и прохожие попадались значительно реже. Нергаль шел уверенно, как если бы точно знал, куда они направляются. Заглядывая по ходу в переулки, он бормотал:

— Где-то здесь был паб, в который века полтора назад я заглядывал едва ли не каждую неделю. Ах, какая прошла эпоха, какие люди! Генри Вуд, Диккенс… Вы, случайно, не захаживали на его чтения? Напрасно, это получалось у Чарльза неплохо, многим нравилось. Помнится, и я, бывало, утирал непрошеную слезу…

Так, то ли балагуря, то ли ворча себе под нос, Нергаль в сопровождении Серпины миновал несколько улиц, пока вдруг не остановился.

— А, ладно, вон там, на углу, какое-то заведение, давайте зайдем. Даже в таком консервативном месте, как Лондон, многое меняется, что уж говорить о мире!..

В большом, плотно набитом людьми зале сигаретный дым слоился в несколько ярусов. У высокой стойки с массой разнокалиберных бутылок в красочных этикетках народу было особенно много. Звуки десятков голосов сливались в нестройный хор. Сквозь этот напоминавший море шум то и дело прорывались чьи-то выкрики и взрывы хохота. На стенах паба и в простенках между большими окнами красовалось множество дипломов с замысловатыми подписями и печатями, висели фотографии каких-то команд, а в углу, на полках застекленного стеллажа, посверкивали начищенными боками разномастные кубки.

Оставив своего спутника в углу у освободившегося столика, Серпина на удивление быстро протолкался к стойке и скоро вернулся с пинтой пива и стаканом виски, накрытым тарелочкой с присоленными орешками.

— В точности, как вы хотели, сэр, — ирландское, «Теламорес Дью»! — он поставил стакан перед Нергалем, пододвинул к нему орешки. — Они что-то там празднуют, кажется, кто-то что-то выиграл! — пояснил Серпина, следя за ленивым взглядом, каким его высокий начальник обвел питейное заведение.

— Да, да, всеобщая пьянка на фоне достижений большого спорта, — усмехнулся Нергаль. Он хотел было взять со стола стакан, но тяжелая рука стоявшего поблизости мужчины опустилась на его хрупкое плечо. Ее обладатель в расстегнутом пиджаке и растерзанной, выбившейся из брюк рубашке массивной тушей навис над столиком:

— Эй, приятель, тебе, кажется, не нравятся наши порядки? — На Нергаля взглянули полубессмысленные, налитые до краев пивом глаза. — Я спрашиваю: может быть, ты чем-то недоволен? — мужчина выпрямился и громогласно провозгласил: — Заявляю, что все шотландцы — сволочи и свиньи! Кто с этим не согласен — прошу!

Пьяница засучил рукав пиджака, обнажив мощные мышцы молотобойца. В следующее мгновение он уже корчился на полу, с трудом глотая раскрытым ртом спертый воздух. Стоявший над ним Серпина похрустел пальцами, подозвал к себе пару дружков отдыхавшего у его ног верзилы:

— Эй, ребята, выкиньте эту падаль на улицу, чтобы здесь не смердела! И смотрите — я шуток не люблю!

Проводив глазами вынос бесчувственного тела, Нергаль повернулся к Серпине.

— Спасибо, я ваш должник! Но зачем же так жестоко? Можно было попробовать поговорить, понять его мотивацию…

— Извините, сэр, погорячился! Действовал автоматически, в силу служебной привычки. А мотивация у этих висельников одна: как бы дать кому-нибудь по морде.

— Служебной привычки?.. — озадаченно посмотрел на подчиненного Нергаль. — Чем же вы, друг мой, последнее время занимались? Действительно, вас давно не было видно…

Серпина потупился.

— Возможно, вы помните, сэр, когда я был вашим тайным советником, одна из секретных операций, за которую я нес персональную ответственность, закончилась провалом. Никто не мог предполагать, что Светлые силы вмешаются в дело на самом высоком уровне… Тогда-то в качестве наказания я и был сослан в ад, где все это время служил старшим надсмотрщиком.

— Куда вы были сосланы? — вскинул голову Нергаль. — В ад?..

— Тысяча извинений, сэр! Одичал вдали от цивилизации, перестал следить за собственной речью. Я хотел сказать: в Администрацию исправительных лагерей для грешников-рецидивистов.

Нергаль сделал небрежное движение рукой: мол, ладно, чего уж там! Он прекрасно знал, что в обиходе оперативные сотрудники обоих департаментов Небесной канцелярии прибегали к служебному слэнгу. Полные названия целого ряда служб и управлений были настолько длинны и неудобопроизносимы, что их частенько заменяли аббревиатурами. Именно к таким подразделениям и принадлежала Администрация исправительных учреждений для людей, отбывавших свой срок за упорствование во всевозможных грехах. Правда, в сложившейся ситуации была доля двусмысленности и лицемерия, и доля изрядная! С одной стороны, Департамент темных сил делал все возможное, чтобы при жизни сбить человека с понталыку, в то время как, с другой, в послесмертии, ему же было поручено закоренелых преступников исправлять. Успокаивало лишь то, что, с точки зрения земной логики, где такое встречалось сплошь и рядом, все выглядело в лучшем виде. Что ж до аббревиатуры «ад», то совершенно неизвестным образом она просочилась в нижний мир людей, где и прижилась. Проведенное служебное расследование источник утечки информации не выявило, но для острастки крайнего все же нашли и наказали примерно. Им оказался совершенно деградировавший как темная личность упырь, которого загнали на Марс поднимать там пыльные бури. Иногда в полном отчаянии бедняга, обезумев, бегает по всей планете, кричит, наступает на американские сейсмические приборы, и тогда на Земле регистрируют очередное марсотрясение.

— Ладно, Серпина, все мы грешны, все злоупотребляем бюрократизмами! — Нергаль притронулся к виски. — И что же, вы действительно этих самых заключенных бьете?

— Иногда приходится, — с неохотой признался старший надсмотрщик, — особенно, когда эти ребята от отчаяния начинают лезть на стену Вам, экселенц, безусловно известно, что ад финансируется по остаточному принципу, к тому же экономят на обслуживающем персонале, вот и выкручиваешься, ведешь дело так, чтобы грешники сами себя наказывали.

— Ну-ка, ну-ка, расскажите! — заинтересовался черный кардинал. — Как же вам это удается?

— Приходится проявлять изобретательность, — скромно потупился Серпина, но тут же не преминул похвастаться. — Мне достался особенно трудный контингент: уголовники, которым все нипочем, они еще при жизни свое отсидели, и философы — ребята, прямо скажем, повышенной странности, не имеющие представления о реальном мире. Раньше вся эта братия развязывала кармические узлы и осмысливала свою жизнь поодиночке, а я предложил наладить работу парами. Теперь каждый философ пытается растолковать свою теорию специально выделенному ему братку, от чего оба мучаются несказанно. Особенно мается лагерник Кант, объясняя концепцию «вещи в себе». Его напарник, между прочим, вор в законе, в ногах у меня валялся, умолял дать ему кого угодно, пусть даже Шопенгауэра, только избавить от Эммануила. Я, говорит, на Земле сам бы ножичком проверил: есть у него в себе вещь или нет, а здесь!.. Вот уж кто действительно страдает, — заметил Серпина едва ли ни с симпатией. — Ведь пока уголовник в деталях не поймет доставшееся ему философское построение, у парочки нет никаких шансов выйти на волю. Правда, — признался старший надсмотрщик, — на первых порах был допущен промах: к марксисту-ленинцу прикрепили налетчика, а они возьми да столкуйся, и на удивление быстро! С тех пор мы всех последователей Маркса без разбора отправляем в спецлагерь, где мотает срок русская интеллигенция: она этого бреда еще при жизни накушалась до рвоты. Сейчас, сэр, планирую расширить эксперимент и подключить к уголовникам художников-абстракционистов. Первые результаты весьма обнадеживают! — Старший надсмотрщик привычно потер ребро ладони о край стола.